Повисла тишина, и Катерина потупилась, прикусив губу.

– Я никому не причинила вреда, – пробормотала она.

Я кивнул.

– Прекрасно. В таком случае расскажите нам, что именно там произошло.

Нас ждала прелюбопытнейшая история.

3

– Эта девица, Леонора Уилберг, прислала мне записку с месяц назад. Они с ее теткой – хорошие клиентки. То есть… были ими.

– Той ночью погибли обе? – спросил я.

– Нет, только Леонора. Ее тетка умерла пару лет назад, равно как и отец, но девушка продолжала искать со мной встречи. Она очень интересовалась моими искусствами.

– Вот как?

– Да, всю свою жизнь. Она говорила, что ее бабушка тоже обладала даром.

Я покопался в нагрудном кармане и достал маленькую записную книжку, стараясь сохранять невозмутимый вид.

– С какой целью они попросили вас устроить этот… сеанс?

– Кого-то определенного хотели вызвать? – добавил Макгрей.

– Да. Ту бабку, о которой я только что вам сказала. Они называли ее бабушкой Элис.

– А не знаете, зачем? Просто поболтать? Потому что соскучились по ней?

Я допускал такую причину, потому что в последние годы спиритические сеансы стали весьма популярны. Поговаривали, что даже королева Виктория частенько их устраивала, чтобы побеседовать со своим любимым Альбертом (мы с Макгреем доподлинно знали, что это был не пустой слух).

Ответ Катерины, впрочем, оказался неожиданным.

– Леонора так и сказала, но она соврала.

– В каком смысле? – удивился Макгрей.

Катерина понизила голос.

– Они хотели что-то у нее выведать. Что-то весьма конкретное.

Я терпеливо осведомился:

– Кто вам так сказал?

– Никто. Им и не нужно было. Я это почувствовала.

Макгрей встрял ровно в тот момент, когда я собирался отпустить язвительнейшее замечание.

– Расскажите подробнее.

Катерина покачала головой.

– О, там всюду это чувствовалось, Адольфус. В записке Леоноры, в лакее, которого за мной прислали, в скатерти, в стенах гостиной… Ох, ну и дом же это был!

– Вы бывали там до сеанса?

– Да, ты же знаешь, я всегда так делаю, когда люди вызывают меня к себе домой. – Она передернулась, в этот раз всем телом, словно ее внезапно обдало ледяным сквозняком. – Нечто витало там в воздухе, мальчик мой, как вонь, которую улавливаешь еще до того, как войдешь внутрь. Ненависть… Чувство вины… Ложь… Что-то жуткое давным-давно оставило там свой отпечаток, и он так и не стерся.

Повисла долгая тишина: Катерина, по всей видимости, пыталась справиться с нахлынувшими эмоциями, Макгрей был задумчив, как Иоанн Богослов, записывающий Откровение, а я крутил в руках карандаш.

– Я была вынуждена попросить Леонору очистить все комнаты с помощью освященных свечей, – продолжила Катерина. – И этого едва хватило. Мне даже пришлось принять особые меры, к которым я редко обращаюсь.

– Особые меры? – спросил я.

– Чтобы уберечь свою душу – и жизнь. Спиритический сеанс – это нечто очень… Очень…

Она не могла подыскать слово, и Макгрей пришел ей на помощь.

– Очень личное. Я понимаю. Грубо говоря, это почти как залезть к кому-то в постель. Если у него есть, ну, скажем, вши, то ты их подхватишь.

Я изогнул бровь.

– То есть… Вы защитили себя от заражения духовным сифилисом?

– Да чтоб тебя! – крикнула она, вскочив и грохнув ладонями по столу. Я порадовался, что ногти у нее были обрезаны, иначе она выцарапала бы мне глаза. – Да! Можешь глумиться сколько хочешь, но та защита сохранила мне жизнь. И жизнь, и душу! А те сукины дети – все шестеро – теперь горят в аду.

Я примирительно поднял руки.

– Замечательно, но давайте не будем сейчас углубляться в эту тему. Нам нужно больше подробностей.

Макгрей кивнул ей. Катерина возмущенно засопела, но все же села на место.