– Фрей, можешь на секунду заткнуться и просто прочитать, что здесь написано?

Я выдернул вырезку у него из рук, чтобы бросить ее в гаснущий камин. Но, прежде чем я успел ее скомкать, кричащий заголовок привлек мое внимание.

– Ты ее допросил? – спросил я, когда мы вышли из особняка. Скорость, с которой мне удалось собрать багаж, поразила меня самого.

– Не, ее отправили прямиком в…

– Ты съездил в дом этого Гренвиля?

– Нет еще. Я…

– Ты хоть с камердинером тем поговорил? Или с полицейскими, которых он вызвал?

– Да нет же! Фрей, я…

– Бога ради, Девятипалый! Что ж ты сделал тогда?

Он отвесил мне подзатыльник.

– Я, черт подери, пытаюсь тебе объяснить, что у меня не было времени на все это! Треклятый новый суперинтендант хотел, чтобы я первым делом за тобой съездил. Так он и сказал: «Привези сюда Иэна Персиваля Фрея, или…»

– Ты серьезно? Он велел тебе ехать сюда, когда такое преступление ждет расследования?

Он изобразил ладонями чаши весов.

– Срочное письмо от премьер-министра… Спасение жизни не внушающей доверия цыганки…

– Ясно. Ты хотя бы в курсе, подвергли ли их тела положенному…

– На кой черт тебе столько вещей, Фрей! Ты что, решил весь свой сраный особняк по кирпичику перевезти?

Отчасти он был прав. Слуги вынесли еще три дорожных сундука к уже изрядно нагруженному экипажу.

– Я увез из Эдинбурга все свое имущество. У меня не было намерений возвращаться. Я даже полностью расплатился за жилье с твоей любимой леди Гласс.

У Макгрея челюсть отвисла.

– Так ты, сопливый засранец, с концами тогда уехал?

– Вероятно, леди Энн встретит меня теми же словами, когда я сообщу ей, что хочу заселиться обратно. И попытается утроить мою ренту – даже не сомневаюсь в этом.

Тут ко мне подошел Лейтон.

– Сэр, как быть с вашей лошадью? Конюх говорит, что ему не хватит времени, чтобы…

– Ты и Филиппу привез? – завопил Макгрей.

– Я же сказал тебе, у меня не было намерений…

– Ой, ладно. Пошлешь за ней позже. Верхом на ней ты вряд ли уже поездишь. Погода портится.

Я нахохлился:

– Да уж, во всех возможных смыслах…

Я знал, что поездка в экипаже будет тяжелой, но нервозность Макгрея превратила ее в сущий кошмар. Он снова и снова перечитывал ту вырезку, всякий раз отмечая новые детали и выдвигая новые предположения. Благо, до станции в Глостере мы доехали быстро, и с этого момента игнорировать Девятипалого стало куда проще, несмотря на то что последний поезд в Шотландию мы уже упустили.

Мы переночевали в Глостере, чтобы точно успеть на первый же утренний поезд. Макгрею, разумеется, хотелось поговорить, но я наотрез отказался от предложенной им выпивки и заперся в собственном номере. По крайней мере, в привокзальной гостинице было чисто и довольно уютно.

На следующий день состав до Шотландии отправился со значительным опозданием. Поэтому в прокопченном Бирмингеме нам пришлось бежать со всех ног, чтобы успеть на пересадку. Один из моих сундуков даже упал на рельсы и чуть не развалился. Вторая половина этого путешествия была еще хуже: наш поезд простоял целых три часа где-то на окраине Карлайла без всяких на то объяснений. К тому времени, когда мы все-таки добрались до Эдинбурга, солнце уже почти село.

Выйдя из вагона, я увидел, что осень наступала здесь с раздражающей пунктуальностью: деревья в садах Принсес-стрит уже сбрасывали листья, а с северо-востока дули пробирающие до костей ветра. Я с горечью посмотрел на небо, затянутое в серую облачную униформу, сквозь которую, вероятно, уже до апреля не пробьется ни единого солнечного лучика. Осадистый замок на крутом холме напомнил мне одетого в бурый засаленный твид упитанного старичка, который отдыхает в кресле и покуривает трубку, наблюдая за тем, как мимо проплывают века.