Феофания, 1950 год

Биметаллическая пружина испорченного термометра застряла на нуле, уже неделю прибор показывал правильную температуру только в полдень. Приближалась весна, но пруд все еще был покрыт толстым льдом, Сергей Алексеевич мог и дальше по воскресеньям приучать сотрудников к зимнему плаванию. Он уже разбил ледяную корку на воде в купальне, подкатил к краю балки для опоры. Затем растер тощий торс снегом и спустился по вырубленным во льду ступеням в воду. Несколько раз с наслаждением фыркнув, заведующий лабораторией вновь ухватился за нить мыслей:

– …И теперь ко всем трубкам у-ф-ф-ф подать добавочное напряжение у-ф-ф-ф стабилизировать сигнал у-ф-ф-ф снизить торможение в цепи…

Аспиранты и техассистенты сбросили купальные полотенца и один за другим окунулись в воду. Леонид, ковылявший наискосок через пруд № 3, слышал, как они сопят и охают. Леонид опирался на костыли, а загипсованную ногу поддерживала стальная кошка. Кроме него, только сторожу Кузьменко и страдающему хроническим насморком офицеру службы безопасности Ниточкину удалось отвертеться от регулярных закаливающих процедур. Оба сидели на деревянных скамеечках у собственной проруби и проводили внеплановые эксперименты. Старик Кузьменко как раз сменил наживку, привязал к подлеску еще большую, вырезанную из куска покрышки бутафорскую рыбу и окунул ее в стеклянную банку с маслянистой смесью из-под шпрот. Стоило пропитанной маслом наживке погрузиться на глубину, как Кузьменко тут же резко дернул леску. Ниточкин рассмеялся, увидев, с каким усилием старик вытаскивает добычу:

– Еще один сапог фрица в твою коллекцию.

Однако над водой уже показалась острая морда щуки. Вытаскивая буквально поросшую мхом щуку на лед, Кузьменко опрокинул скамеечку.

– Какой еще сапог? Не удивлюсь, если мы у нее в желудке найдем целую ногу, – пропыхтел он.

Хищная рыба била плавниками по льду, словно выказывая уважение старику. Она разевала пасть, и появлялись кровавые пузырьки. Нет, не только пузырьки.

– Стимнябещегжусь, – услышал Леонид булькающие звуки.

Ниточкин воскликнул, заглушая щуку:

– Кузьменко, посмотри на спинной плавник.

Левой рукой Ниточкин выхватил нож и, ловко сделав два надреза, вытащил из плавника бронзовую пластину.

– Тут что-то выгравировано, – сообщил он и потер пластину о пальто. – «Esox lucius rex. Промаркирована и выпущена в… 1884 году? Вернуть Е. И. В., Академия наук, СПб.». Это что, шутка? – накинулся офицер службы безопасности на старика Кузьменко. Тот вытащил крючок из щучьей пасти, осторожно снял наживку.

Щуке удалось раскрыть жаберные крышки. Рыба приподняла голову и повернула ее. Посмотрев на Леонида золотым глазом, она вытолкнула непригодный для нее воздух:

– Отпусти меня, служивый, а я исполню три твоих желания.

Леонид покосился на мужчин. Те, казалось, не слышали предложения щуки.

– Три желания? – прошептал он.

– Cкажи только: «По щучьему веленью, по моему хотенью…»

– Да знаю, знаю. А почему всегда три? Почему не два? Или не десять?

– Ох, батюшки, опять из этих, – простонала щука. – Ты что, идолопоклонник… – здесь речь прервалась. Щука закашлялась и стала изворачиваться под сапогом Ниточкина.

– Не держи меня за дурака, Кузьменко, – потребовал офицер и в запальчивости оттолкнул щуку от проруби. – Кто еще мог сделать эту дурацкую маркировку?

Он швырнул бронзовую пластину под ноги сторожу и, тяжело ступая, пошел прочь. Щука заметно обессилела, хвостовой плавник хлопал уже не так бодро.

– Предлагаю вот что, – прохрипела она, – бросишь меня в воду х-р-р а на досуге перечитаешь Проппа х-р-р или Аристотеля. А теперь скажи х-р-р чем тебе услужить: карусель, гусеничный экскаватор х-р-р-р-р профессура по кибернетике?