– Как саркофаги фараонов в древности, да?

– Следи, чтобы тебя самого там не замуровали!

Железнодорожный назвали так словно в шутку: здесь не было железной дороги, но зато располагался испытательный участок с разветвленной осветительной сетью. Больше ничем этот участок площадью в тысячу квадратных километров не выделялся, сплошная полупустыня. Между солеными озерцами и песчаными ямами были бессистемно проложены грунтовые дороги с множеством развилок, по обочинам стояли фонари. Виднелись голубые трансформаторные контейнеры. Кое-где в ложбинах лежали кабельные барабаны, ржавели бочки из-под дизельного топлива, валялись куски покрышек и черепа сайгаков. Тишину то и дело рассекал шум экспериментальных ракет.

В бараке для внештатных специалистов Леонид делил комнату с архитектором-планировщиком Дмитрием Соваковым и радиоинженером Юрисом Нетто. Последний временно работал поваром в офицерской столовой, и его это ни капли не удручало. Незадолго до приезда Леонида Дмитрий и Юрис раздобыли в проектной организации несколько забракованных электросхем и утеплили ими дощатые стены барака: паклю из щелей постоянно выдувало. Такая замена обоям впечатляла; при сильном ветре, правда, приколотые кнопками листы вздувались, и Леонид слышал шорох песка за бумагой. Несколько вечеров он задумчиво рассматривал схему над кроватью, а потом взял карандаш и кое-что исправил. Нетто посмотрел на него поверх раскрытой книги:

– Ты что делаешь? Дырку проткнешь.

– Слушай, только-только песок по ночам на зубах скрипеть перестал, – поддержал его Соваков.

Леонид пообещал не испортить бумагу и, не дожидаясь вопросов, объяснил, как благодаря улучшенной коммутации можно сэкономить на расходуемых элементах.

– Смотрите, например, так, и вот так, и так, а потом – раз.

– Поздно, – сказал Нетто, – седьмой участок уже достроили.

Архитектор-планировщик, однако, бросил взгляд на изменения в схеме и похлопал Леонида по плечу:

– Все мы через это прошли. Степь кого угодно доконает. Все утрясется. Погоди-ка…

Соваков вытащил несколько электросхем из тубуса и протянул Леониду:

– Рисуй здесь сколько хочешь.

Леонид согласился: в конце концов, он всего лишь замещал борющегося с туберкулезом специалиста. Да и срок службы подходил к концу, следовало по возможности избегать споров. Так что он перестал править листы над кроватью и занялся схемами Совакова. Вскоре архитектор-планировщик получил особую премию, из которой часть перепала Леониду; умноженная на два, эта доля дала представление о выплате невероятной суммы. Леонид пронзил Совакова взглядом, который, однако, попал тому в затылок и остался незамеченным.

Поскольку Леонид добросовестно исполнял должностные обязанности, он быстро приобрел в Железнодорожном отличную репутацию. Командир секретного подразделения рекомендовал ему продлить службу на добровольных началах. Леонид поблагодарил полковника Опаликова за оказанное доверие, но отказался, после чего заметил, что находится под пристальным наблюдением заслуженного военного партработника: Опаликов поручил лейтенанту Попову заняться воплощением рекомендации о продолжении службы. Стремясь положить конец вербовке, Леонид честно признался, что предпочел бы вернуться в университет:

– Там я принесу гораздо больше пользы стране, товарищ лейтенант.

– Больше пользы? Если ты начнешь офицерскую карьеру тебе станут поручать более сложные задания чем прежде одно слово и уже завтра мы дадим тебе доступ в закрытые аппаратные помещения глубоко под землей тебе будут открыты двери первоклассных военных академий к твоим услугам всегда будет новейшая техника о которой даже профессора только мечтают я уж молчу о жалованье.