С этими словами мы подошли к двери лекционного зала. Я тяжело и вымученно вздохнула.
– Если он меня убьет…
– Я сделаю объявление в соцсетях и заберу твой планшет, – заверила меня эта мелкая зараза.
И толкнула внутрь.
3. Глава 3
Все лекцию меня трясло, и головой я была до такой степени не в теме, что, если останусь после сегодняшнего опасного предприятия жива, то придется переписывать у Эльки конспект.
Хорошо, что Буркова еще не всем успела растрепать о том, на что я подписалась чтобы не платить ей проигранные двадцать тысяч – кроме пары приближенных к нашей «королеве», никто на меня не смотрел и моего взвинченного состояния не замечал.
Посреди урока Элька тихо встала, вышла и вернулась с какой-то таблеткой.
– На выпей – это валерьянка из аптеки, – прошипела, передавая мне. – А то ты его укусишь, так зубы стучат.
– Может, все-таки деньги найдем? – простонала я.
– Не найдем, – отрезала Элька. – К тому же, Буркова уже счетчик включила – помнишь, она сказала, что каждый день проценты будут капать? Так что ты уже не двадцатку должна, а почти двадцать пять, если откажешься.
– О боже… – я разжевала таблетку, которую должна была проглотить, поморщилась от горечи и запила, обливая грудь водой. Потом закрыла глаза и еще минут пять так сидела, пока не перестали трястись руки.
В качестве авто-тренинга принялась думать о том, какие могут быть в этой истории плюсы. Точнее, что пошло лучше, чем могло бы теоретически пойти.
Ну, например – Буркова могла бы заставить меня соблазнить и переспать с Горынычем, и это было бы гораздо хуже, чем просто поцеловать его «плотно сжатые, охренительно-мужественные губы». Хотя бы потому что это было бы невозможным – в сердце у него, наверняка, камень, а в штанах – всё залито цементом.
Во-вторых, несмотря на подавленное настроение, я всё же сообразила, что в такой день одеваться так, как я обычно одеваюсь, не стоит, и вместо одного из миленьких, коротких платьишек, которые я обычно ношу, и своих обычных колготок с туфельками, надела самую простую, пусть и тонкую футболку и синие джинсы. Обулась в белые кроссовки для бега. Мою гордость – пышные, почти до пояса волосы цвета спелого пшена завязала в тугой хвост и уже оттуда заплела в косу, из косметики же позволила себе одну лишь тушь.
Перед выходом проверила себя в зеркале – обыкновенная, серая мышка-заучка, которой и в голову не могло прийти кого-нибудь соблазнить!
Эх, надо было и ресницы не красить…
– Благодарю за внимание, на этом все, – объявил вдруг Анатолий Андреич, собирая со стола бумаги и складывая лэптоп.
Я испуганно дернулась. Неужели так быстро кончилась лекция?
– Успокойся, – подбодрила меня Элька, беря за руку. – Самое страшное – это если над тобой смеяться будут. А Горыныч… да он даже не поймет, что произошло! Вот увидишь!
Ага, не поймет он, как же… догонит, и еще раз не поймет.
С передних рядов на меня обернулась, ехидно ухмыляясь, Оксанка Зуева, закадычная подружка Бурковой. Я было стрельнула в нее глазами, но тут же мне стало не до игр в гляделки.
Как всегда в черном, мрачный и кривящий недовольно губы, за кафедру взошел ректор.
Откуда он появился? Да бог знает! Он вечно появлялся, словно неоткуда и куда не звали.
– Добрый день… – процедил, окидывая всех тяжелым, темным, ненавидящим взглядом. Ясно давая понять, что нихрена день не добрый – особенно у нас, несчастных, оказавшихся на его пути бедолаг.
При звуке его голоса мне совсем поплохело и стало казаться, что легче кому-нибудь продаться в рабство недели на две.
– Как вам, наверняка, уже известно… – продолжил ректор, опуская глаза в папку, которую медленными, гипнотизирующими движениями разложил перед собой. – А кому неизвестно, советую в следующий раз такие важные моменты из своего внимания не пропускать… с первого октября этого года следующие поправки были внесены Министерством образования в существующее положение о стипендиях и льготах очным студентам…