А у нас был чемоданчик с конфискованным кокнаром. Кокнар — так в наших краях называют высушенную маковую соломку.

Достал я тот чемоданчик, поставил на стол, раскрыл. Как он вскинулся. Криком кричит: «Что хотите! Что хотите! Дайте! Дайте!! Дайте!!!»

В первую секунду я обрадовался: наконец-то! А когда взглянул на него, радость моя куда-то исчезла и стало просто-напросто страшно. Какой же вывихнутый порядок в их мире, страшный и непонятный порядок. Выходит, этого бандита, жестокого, безжалостного, упорного, с которым два дня не мог сладить весь уголовный розыск, можно купить за одну ложку кокнара.

Сразу после института я завел собственное дело. Сейчас у меня предприятие, фирменный магазин. Все – по делу, по образованию, которое я получил. Рынок моих товаров и сейчас-то свободный, а уж тогда – тем более. А раз товар только у тебя, то пошли деньги. Бешеные деньги, я вам скажу.

Ну как – бешеные… Не долларовый миллионер, так, малый бизнес. Детишкам на молочишко и родной стране на налоги. Но для человека из советской семьи, папа – инженер, мама – канцелярская служащая, где рубли до зарплаты считали и каждую обновку за полгода вперед планировали… я ведь все помню, как было. В общем, для человека из такой семьи – бешеные деньги.

А их надо уметь тратить. В доме и в семье у меня все есть. Ну и, разумеется, служебная машина с круглосуточным водителем. Их у меня два, посменно работают. Понимаете, наверно, что это такое, когда тебе двадцать шесть лет.

И начал я вести жизнь московского плейбоя. Но оказалось, что ничего особого в ней нет, все приедается. Или натура у меня такая: все время искал чего-то нового, каких-то острых ощущений, всего, что только можно получить за деньги. И, конечно же, встретился мне человек, который предложил: давай попробуй. Расписал целую гамму чувств, ощущений. Я человек впечатлительный, да и сам ведь искал, так что попался сразу. Скажу так: вверг себя в пучину.

Вначале нормально. А потом начинается такое, что не объяснить, это за гранью, в другой плоскости, нечеловеческой. Если выдержишь – умрешь своей смертью, но опустишься. Не выдержишь – сойдешь с ума и выбросишься в окно.

Можно колоться по-разному. Я кололся – никто представить не может, за два года нагнал такую дозу, каких не было ни у кого из моих знакомых, я даже не слышал…

Конечно, кайф был. Но бывают мгновения, когда начинаешь думать – и это самое страшное. Первый час после укола, после вмазки – самый тяжелый. Наркотическое опьянение еще не наступило, но голова прошла после кумара, ум ясный, начинаешь соображать – и хочется покончить с собой. Потому что ясно видишь тупик жизни. Я, во всяком случае, его видел.

Сейчас пытаюсь выбраться из него. Полтора месяца держусь. Ломки – это боль физическая, это зависимость физиологическая, ее снимают хорошими лекарствами. Страшное – тяга к наркотику, зависимость психологическая. Сидит в голове, точит, грызет мозг: дай! дай! дай! Вот это мне страшно: неужели не выдержу, неужели сломаюсь? Ведь телефон под рукой: стоит позвонить – и через час привезут все, что захочу. Но я держусь полтора месяца, и верю, что выдержу.

Наркоманов-одиночек не бывает. Только группы. У нас была странная группа: и пятидесятилетние холостяки, и семнадцатилетние пацаны, и девчонки, которые только-только присаживались. Считается, что наркоман всегда старается втянуть в это дело других, молодежь, но я – никогда. Наоборот, я разговаривал с этой девочкой, с Леной, когда ее приводили к нам. Кто привел, зачем привел тринадцатилетнюю девочку – не знаю, не помню, там стараются не спрашивать, да я и держался от них на расстоянии: мол, я богатый, обеспеченный, все могу купить, я с вами только ради совместного кайфа, а общего у нас ничего нет. И я с ней разговаривал, с Леночкой. Мне на них, на тринадцатилетних-семнадцатилетних, смотреть было больно. Но говорить с ними – бесполезно, я пытался. Когда человек влезает в эту жизнь, в этот кошмар, то обратного пути у него… не знаю, у кого как получится. И вот эта Лена, судьба, как у всех… Представьте себе двухкомнатную квартиру, в которой живут муж, жена, два ребенка и две собаки, квартиру, которую никогда не подметали и не мыли полы. Муж и жена вечно на кухне, варят мак. Они –