Старику очень польстило наличие нового слушателя, который сможет как следует оценить истории его такой далёкой и такой близкой молодости.
– Так вот, я ж почему его Свинцом зову, так потому что псих какой-то хотел ему – ещё жеребёнку – залить свинец расплавленный в глотку, а я прознал об этом и… поступил по справедлиавости, напоив этой раскалённой жижей его самого.
После ужина мы ещё долго сидели вокруг костра, а над нашими головами расцветали сумерки, разбавляемые крошечным заревом нашего костра. Здесь собралось не только семейство Госпожи Шрам, но и многие другие – все говорили, шутили, смеялись, ругались и снова смеялись. Ника, Эрно и несколько других молодых цыган танцевали поодаль. Были так и персонажи как я – вынужденные нянчиться с младенцами, но меня, к счастью, выручила Меркула, обосновав тем, что сто лет уже малышей не держала.
Юные танцоры с радостью приняли меня к себе, без лишней болтовни закружив в пёстром хороводе, где я был невзрачным чёрно-серым пятном, что всё-таки являлось раздражающим фактором для них.
– Я считаю, – начала Ника. – что если мы уж взялись скрывать последних эльфов, то подойти к этому надо серьёзно!
– И что ты предлагаешь? – тут же осведомился другой цыган, которого, кажется, звали Максимом.
– Замаскируем его! Будет просто необычным цыганом! – пояснила она и куда-то меня потащила. Остальная молодежь ринулась за нами.
Ростом я не уступал ни Эрно, ни Максиму, ни даже Изнару, но был намного уже их в плечах. Когда ребята всё-таки уговорили меня стянуть старые тряпки, в которых я ходил ещё со времён побега от Серых, то ужаснулись тому, насколько худ я был.
Пока Ника со своей подругой, Роной, пытались какой-то косметикой поменять мой цвет лица, парни рылись в своих вещах, отыскивая то, что хорошо бы село на мою долговязую фигуру. Как бы то ни было, но к полуночи я уже был под стать своим новым товарищам, только более болезненный. Почти сразу нас позвали к костру – петь вместе со всеми. По Хизро и другие музыканты настраивали свои инструменты(у старика была гитара), мы сели в общий круг. Эрно и Ника сели по правую руку от Меркулы, я по левую, первым делом, посмотрев, как себя чувствует Антарес:
– Всё с ним в порядке, Шура, – произнесла Госпожа Шрам то, в чём я уже и сам успел убедиться. – Здорово ты приоделся, кстати.
Я смущённо улыбнулся:
– Спасибо, но это ребята всё…
– Пришлось перешить мои старые штаны и рубашку Максима! – вставил своё слово Эрно.
Меркула усмехнулась, растрепав сыну волосы:
– Чего это ты так прям расщедрился-то? Ты же, обычно, хуже отца по отношению к новичкам?
– Ну… я ж взрослею… мудрею… – глупо ухмыляясь отвечал он, в конце тыкнув Нику в бок локтем, отчего ту мигом бросило в краску.
Меркула шутливо возвела очи горя.
Инструменты были насроены и Хизро задал мотив, к которому постепенно постепенно стали подключаться и остальные. Одновременно запели Меркула и другая цыганка, примерно её возраста, на припеве весь Круг пел хором. Я же присоединился лишь на втором, когда знал слова. Песня рассказывала о кочевой жизни, что вовсе не удивительно, о том, что они выше богатств и воин, и о том, что, когда старость сожмёт в пожелтевшие когти их сердце, то развеется оное на степном хладном ветре и унесут не в унылую обитель Плутона, а в небеса таинственной Ио, где сольются они с полярным сияньем, чтобы и дальше сиять на свободе.
Я вновь ловил на себе взгляд Меркулы, особо не задумываясь об их значении.
– Ты здорово поёшь, кстати, в приюте наверное вокалом занимался.
– Я там был не настолько долго… в общем, нет, Вы ошиблись, Госпожа Шрам… – вновь краснея, произнёс я.