Тем временем в доме помимо Виктории и Галины Ивановны остался и муж последней – Пётр Илларионович. Он пожаловался на проблемы с сердцем на фоне произошедших событий и, помимо того, хотел поддержать супругу.

Виктория не возражала, сразу же отметив схожесть отца и его сыновей. Мужчина тоже имел рыжую шевелюру, местами разбавленную сединой и выступающими проплешинами. Его выцветшие серые глаза безразлично смотрели на молодую следовательницу, а многочисленные пигментные пятна на лице свидетельствовали о проблемах с печенью и с алкоголем.

Галина Ивановна представляла собой самую обычную сельскую бабу – бесформенная, как бочонок, с засаленными короткими крашенными в каштан волосами, кое-где выступающими из-под платка, и одетая в цветастый халат.

Виктория имела опыт общения с женщинами, подвергшимися насилию, поэтому села не напротив Галины, а рядом с ней на кровати, сделав вид, что всецело поддерживает её.

– Галина Ивановна, понимаю, что вам неприятно это вспоминать, но сейчас мне всё же придётся вас еще раз опросить для того, чтобы составить чёткую картину произошедшего и найти человека, который так поступил с вами.

Женщина просто молча кивнула, вытерев выступившую слезу носовым платком.

– Итак, когда это произошло?

– Да часа два назад. Пошла я в сад, мусор вынести, и там… – и без того дрожащий голос женщины надорвался, и она заплакала.

Виктория решила сделать паузу, легонько обняв женщину за плечо и выждала с минуту, пока та кое-как успокоилась.

– Вы знаете того, кто это сделал?

– Нет. Их было трое.

– И вы не рассмотрели лиц нападавших?

– На них были… – женщина запнулась, вертя руками вокруг головы, видимо показывая что-то Виктории, не в состоянии сразу найти нужного слова, – маски, да.

– Вы не помните, какие именно маски были?

Галина отрицательно помотала головой.

– Уродливые какие-то страшилища. Бледные, зелёные, не помню… Меня когда-то внуки такими пугали.

– Вы говорите, их было трое. А откуда они взялись там? Может, вы запомнили какие-то детали одежды, которые видели на ком-то?

– Да в чёрном они были. Не так, чтобы все в одинаковом. Но одежда была тёмной. А выскочили они из кустов. Я в последний момент их увидела. Перепугалась, когда поняла, что на меня бегут, ведро упустила из рук, и тут…

Не в состоянии продолжать, она вновь расплакалась. И на этот раз Виктория терпеливо дождалась, пока женщина успокоится.

– Галина Ивановна, я понимаю, что вам неприятно об этом рассказывать, поэтому мы можем пропустить это, и вы сейчас сядете и напишете обо всём, что произошло. Единственное, о чём вас прошу – не упускайте малейших подробностей. Бывает так, что любая мелочь может потом иметь большое значение в поимке преступника.

Женщина с некоторое время подумала, а затем просто молча взяла из рук следовательницы ручку, лист бумаги и, сев за стол, начала писать. Несколько раз она останавливалась, тихо всхлипывая и вытирая выступающие на глазах слёзы. Но, наконец, спустя минут десять Галина закончила и передала лист обратно Виктории.

Та взяла его и стала вдумчиво читать. Временами глаза её удивлённо расширялись от прочитанного, и следователь кидала беглые взгляды на жертву.

Как оказалось, женщину насиловали неестественным способом – никто из насильников не вступал с ней в прямой половой контакт. Орудиями насилия выступали бутылки из-под спиртного.

– А где осталось то… ну, те бутылки? – запинаясь, спросила Виктория.

– Всё там, где и было, – всхлипнула Галина.

– Вы ранены? Вам нужна медицинская помощь?

Женщина ничего не ответила ей, вместо того закрыв лицо ладонями и заплакав.

– Да что ты её терроризируешь?! – вмешался в разговор Пётр Илларионович, – Стыдно ей признаться в таком, что тут не понятно? Хватает и так уже, что все соседи знают!