Была там и статья об одном предпринимателе из Юты, занимавшемся продажами новой, совершенно чумовой куклы «Ой, мама!», которая по идее представляла «всеми любимую (?) свекровь». В куклу был встроен магнитофон, выдававший отдельные фразы типа: «В доме, где вырос твой муж, обед всегда подавали горячим, милочка» или «Твой брат никогда не ведет себя так, словно я человек третьего сорта, когда я приезжаю к нему погостить на недельку-другую». Но главная фишка заключалась в том, что для того чтобы «Ой, мама!» заговорила, нужно было не дергать за ниточку на спине, а пинать эту тварь со всей силы. «Мягкие материалы, из которых сделана кукла, гарантированно защищают от повреждений. Также мы гарантируем, что наша продукция не причинит никакого вреда стенам и мебели в вашей квартире», – с гордостью заявил изобретатель игрушки мистер Гаспар Уилмот (которому, как сообщалось вскользь, однажды было предъявлено обвинение в уклонении от уплаты налогов – обвинение снято).

И на тридцать третьей странице этого увлекательного и информативного выпуска самого увлекательного и информативного журнала Америки помещался раздел с типичным для «Пипл» подзаголовком: «Метко, емко и остро». Это был раздел «Биографии».

– «Пипл», – сказал Тэд Бомонт жене Лиз, которая сидела рядом за кухонным столом и вместе с ним перечитывала статью по второму разу, – заботится о своих читателях. «Биографии». Не хочешь читать «Биографии», открывай «Люди в беде» и читай о девицах, разделанных сексуальным маньяком в самом сердце Небраски.

– И совсем не смешно, если подумать об этом всерьез, – заметила Лиз Бомонт, но испортила впечатление, прыснув в кулак.

– Не «ха-ха», но довольно смешно, – ответил Тэд и принялся вновь перелистывать статью, рассеянно потирая пальцем маленький белый шрам на лбу.

Как и в большинстве выпусков «Пипл», «Биографии» оказались единственным разделом, где слов было больше, чем фотографий.

– Не жалеешь о том, что сделал? – спросила Лиз. Она постоянно прислушивалась к близнецам, но пока что они были чудо-детьми. Спали как ангелы.

– Ну во-первых, – сказал Тэд, – это сделал не я. Это сделали мы. Один за двоих, двое за одного, не забывай! – Он постучал пальцем по фотографии на второй странице статьи. На снимке жена протягивала Тэду блюдо с шоколадными кексами, а сам Тэд сидел за своей пишущей машинкой с заправленным в нее листом бумаги. Разобрать, что напечатано на листе – если там вообще было что-нибудь напечатано, – не представлялось возможным. Наверное, это и к лучшему. Если он что и напечатал, то откровенную тарабарщину. Писательский труд всегда был для Тэда именно трудом, тяжелой работой, и уж явно не чем-то таким, чем он мог бы заниматься на публике – тем более если среди этой публики совершенно случайно присутствует фотограф из журнала «Пипл». Джорджу все это давалось гораздо легче, а Тэду Бомонту – чертовски тяжко. Лиз даже близко к нему не подходит, когда он (и иногда – успешно) пытается работать. Она не приносит ему телеграммы, не говоря уже о шоколадных кексах.

– Да, но…

– А во-вторых…

Тэд еще раз взглянул на снимок, где Лиз протягивала ему кексы, а он смотрел на нее снизу вверх. Они с Лиз широко улыбались друг другу. На лицах людей, пусть и приятных, но все же весьма осторожных в проявлении чувств, эти ухмылки смотрелись как минимум странно. Он вспомнил то давнее время, когда работал проводником в Аппалачах в Мэне, Нью-Хэмпшире и Вермонте. Тогда у него был ручной енот по имени Джон Уэзли Хардинг. Не то чтобы Тэд специально пытался приручить Джона; тот сам к нему привязался. Холодными зимними вечерами Тэд любил пропустить стаканчик, и старина Д.У. тоже не прочь был выпить, и когда ему перепадало больше одного глоточка, он лыбился точно так же.