– Да, – тихо проговорил Лоринг, – но почему это произошло?
Притчард покачал головой.
– Если лет через тридцать у меня еще будет какая-то практика, кроме махания клюшкой для гольфа, тогда и задайте мне этот вопрос. Может быть, я смогу вам ответить. А пока что я знаю только одно: я обнаружил и удалил очень редкую и специфическую опухоль. Доброкачественную опухоль. И во избежание лишних сложностей ничего больше его родителям знать не надо. Папа у мальчика тот еще неандерталец. Хотя по сравнению с ним даже неандерталец показался бы светочем интеллекта. Я совершенно не представляю, как ему объяснить, что я только что сделал аборт его одиннадцатилетнему сыну. Лестер, давайте его закрывать. – И любезно добавил, обращаясь к старшей сестре: – Я хочу, чтобы эта тупая овца, которая выбежала отсюда, была уволена. Проследите, пожалуйста.
– Да, доктор.
Тэда Бомонта выписали из больницы на десятый день после операции. Еще примерно полгода он испытывал гнетущую слабость во всей левой половине тела, а иногда, когда очень уставал, у него перед глазами начинали мигать странные и не совсем хаотичные вспышки света.
Мама купила ему пишущую машинку, старенький «Ремингтон-32», в подарок к выздоровлению, и чаще всего эти вспышки случались, когда Тэд склонялся над ней перед сном, пытаясь найти верный способ выразить ту или иную мысль или стараясь понять, что должно произойти дальше в рассказе, который он писал. Со временем это тоже прошло.
А то жутковатое призрачное чириканье – звук несметной эскадрильи летящих воробьев – после операции больше не повторялось.
Он продолжал писать, набираясь уверенности и шлифуя уже вырисовывающийся собственный стиль, и продал первый рассказ – журналу «Американский тинейджер» – через шесть лет после начала своей настоящей жизни. После этого он уже не оглядывался на прошлое.
Насколько было известно и родителям Тэда, и ему самому, небольшую доброкачественную опухоль успешно удалили из префронтальной коры его мозга осенью того года, когда ему исполнилось одиннадцать. Вспоминая об этом (что с годами случалось все реже), он размышлял только о том, как невероятно ему повезло, что он остался в живых.
Многим пациентам, перенесшим операцию на мозге в те далекие годы, повезло значительно меньше.
Часть первая
Фарш из дураков
Машина медленно разогнул скрепку и аккуратно распрямил ее длинными сильными пальцами.
Холстед понял, что сейчас будет, и принялся истошно кричать, когда Джек Ренджли сжал его голову огромными ладонями. Крики разнеслись по заброшенному складу долгим, раскатистым эхом. Огромное пустое пространство сработало в качестве естественного усилителя. Вопли Холстеда напоминали распевку оперного певца, который готовится к выступлению.
– Я вернулся, – сказал Машина. Холстед крепко зажмурился, но ему это не помогло. Тонкий стальной прутик легко прошел сквозь левое веко и с тихим хлопком проткнул глазное яблоко. Липкая, студенистая жидкость просочилась наружу. – Я восстал из мертвых, а ты, кажется, вовсе не рад меня видеть, неблагодарный ты сукин сын.
Джордж Старк. Дорога в Вавилон
Глава 1
Что подумают люди
1
Майский номер журнала «Пипл» был вполне заурядным.
На обложке красовалась фотография только что умершей знаменитости, рок-звезды, которая повесилась в тюрьме, где сидела по обвинению в хранении кокаина и прочих сопутствующих препаратов. Внутри все было как всегда. Обычная сборная солянка: девять нераскрытых убийств на сексуальной почве в какой-то заштатной провинции в западной части Небраски; гуру здоровой пищи, взятый с поличным на детском порно; домохозяйка из Мэриленда, вырастившая тыкву, немного похожую на бюст Иисуса Христа – если смотреть на него прищурившись и в полутьме; девушка с параличом нижних конечностей, тренирующаяся для участия в веломарафоне Большого Яблока; голливудский развод; свадьба в нью-йоркском высшем свете; борец, идущий на поправку после сердечного приступа; комик, открещивающийся от алиментов сожительнице.