Предвидя быстрый финансовый рост, Всемирный Библейский центр планировал открытие целой сети христианских магазинов, организацию отелей для отдыха и строительство Библейского увеселительного парка в Джорджии, который должен был обойтись в сто шестьдесят пять миллионов долларов.
Хотя Библейский центр являлся некоммерческой религиозной организацией, христианские предприятия создавались с целью будущей коммерческой экспансии, чтобы прибрать к рукам и торговлю. Президентом Библейского центра, его председателем и единственным членом совета директоров религиозных предприятий являлся преподобный Джимми Уэйн Саттер.
Надев свои очки в золотой оправе, Джимми Саттер улыбнулся в третью камеру.
– Я всего лишь скромный сельский проповедник, – елейным голосом начал он, – все эти финансовые и правовые вопросы для меня ничего не значат…
– Джимми, – тут же подхватил его приспешник, грузный мужчина в очках в роговой оправе, с отвисшими щеками, которые начинали дрожать, когда он возбуждался, как это случилось сейчас – Я уверен, что расследования службы внутренних доходов, налоговых служб, эти преследования Федерального совета церквей – все это, бесспорно, дело рук врага рода человеческого…
– …Но я знаю, что такое преследования, – продолжил Саттер, возвышая голос и слегка улыбаясь, чувствуя, что камера продолжает держать его в объективе. Он заметил, как удлинились линзы, когда все три камеры переключились на представителя Европейского таможенного союза. Тим Макинтош, режиссер программы, был хорошо знаком с Сапером, за восемь лет они вместе сделали десять тысяч программ. – И я распознаю зловоние дьявола, когда сталкиваюсь с ним. Конечно, это происки, козни дьявола. Ему ведь ничего так не хотелось, как поставить преграду слову Божьему… Это его мечта – использовать правительство, чтобы не дать слову Иисуса Христа проникнуть к тем, кто взывает к Нему о помощи, кто просит у Него прощения и ищет у Него спасения…
– И эти… эти преследования настолько очевидно являются делом его рук, – подхватил второй приспешник.
– Но Иисус не покидает свой народ в часы бедствий! – возопил Джимми Уэйн Саттер. Теперь он расхаживал взад-вперед, размахивая шнуром от микрофона, словно волочил за хвост самого Сатану. – Иисус за нас… Иисус поддерживает нас и нашу игру и презирает князя Тьмы и его аспидов…
– Аминь! – воскликнула растолстевшая бывшая телезвезда, сидевшая в кресле. Год назад Иисус излечил ее от рака груди во время телевизионного сеанса в живом эфире.
– Слава Иисусу! – добавил с дивана усатый тип. За последние шестнадцать лет он уже издал девять книг о скором конце света.
– Иисус не замечает этих правительственных бюрократов. – Саттер чуть ли не выплюнул эту фразу. – Как благородный лев, не обращающий внимания на укус блохи!
– С нами Бог! – пропел когда-то известный певец, выпустивший свой последний хит в 1957 году. Похоже, все трое пользовались одним и тем же лаком для волос и одевались в одном и том же магазине.
Саттер остановился, подтянул шнур микрофона и повернулся к аудитории. Декорация, по телевизионным стандартам, была грандиозной, она выглядела даже шикарнее, чем большинство бродвейских постановок, – зрители располагались на трех уровнях, покрытых красными и синими коврами и украшенных букетами живых белых цветов. Верхняя площадка, используемая в основном для вокальных номеров, напоминала террасу, огражденную сзади тремя стрельчатыми окнами, за которыми сиял вечный восход или закат. На средней площадке потрескивал камин, который горел даже тогда, когда температура воздуха в Дотане поднималась до тридцати градусов в тени, а вокруг него располагалась сцена для интервью и бесед с позолоченными диваном, креслами и письменным столом эпохи Людовика XIV. За ним обычно восседал преподобный Джимми Уэйн Саттер на резном стуле с высокой спинкой, таком же величественном, как трон Цезаря Борджиа.