Кто держит меня за руки?! Мери. Чувствую её тонкие, тёплые пальцы. А это кто рядом с ней? Это Одиссей?! Водитель тех коричневых «Жигулей»? Что он тут делает?!

Они с Мери утащили меня, пристроили между собой и заставляют двигаться в такт песне. Я совсем больше не хочу танцевать. Они смеются и дёргаются, как ненормальные. Ну, всё понятно… всё с ними понятно…

Апрель только начался, но у нас всегда продают мороженое в стаканчиках, и зимой, и летом. Его продают и около станции метро, и в кинотеатрах перед началом сеанса.

Мы сидим на лавочке и едим мороженое. У меня всегда съедается быстрее, чем у Мери. Наверное, потому она красивая, а я толстая. Я хочу поговорить с ней о том танцоре из Греции, но не могу. Не могу не потому, что она будет смеяться или скажет что-нибудь противное, просто не могу. Я не могу признаться даже самой себе, что жизнь стала другой. Я перестала думать, перестала читать перед сном, ложусь, сразу выключаю свет, делаю вид Элладкиной воспитательницы, типа, надо «соблюдать режим и вовремя засыпать». Мне самой мешает свет, я сама хочу лежать в темноте, чтоб меня не было видно и думать, думать. Думать о Греции. Говорят, она очень, очень красивая – белая с голубым, как цвета её государственного флага, думать о красивых, свободных людях, не собирающих макулатуру и не запрещающих девочкам громко смеяться. Думать о том, как Он ярким солнечным днём стоит на палубе под белыми-белыми парусами, в волосах его заблудился ветер и никак не может оттуда выбраться. В зелёных глазах… а в зелёных глазах его отражается весь мир.

Какое оно – Средиземное море? Красивее нашего Чёрного? Но разве бывает море красивее нашего – Эвксинос Пондос?

Мы с дедой объездили всё побережье на его «Запорожце» – очень маленькой машине с мотором в багажнике. Мы видели замечательный парк с плавучими «викториями региями» – огромными листьями, на которые можно сажать детей, с апельсиновыми зарослями, но летом они совсем не красивые, сами апельсины не спелые и их за жирной листвой не видно. А, Крым, Крым, я думаю, похож на Грецию. Может быть, я хоть когда-нибудь увижу Грецию и смогу сравнить? Во всяком случае, картинки с Грецией очень напоминают Крым. Может, это даже маленькая Греция? Может, там такие же камни, деревья, в пещерах тоже прячутся лесные нимфы? Крым… Неужели древние греки плавали торговать так далеко?

Греция – простор, свобода.

Он там, на Средиземном море, а я здесь – с макулатурой для Советской страны, с завучем по воспитательной части Лилией Шалвовной, которая номер нашего домашнего телефона знает так же твёрдо, как Гимн Советского Союза

Я никому не скажу про себя. И Мери не скажу. У неё теперь главное слово «Одиссей». Или поделиться этим с дедой? Что я ему скажу?

– Деда! Кажется, я влюбилась! – Это глупо и смешно.

Один раз я попыталась рассказать маме, как мне в школе нравится мальчик, и до сих пор помню это фиаско. Мама начала с простых расспросов, усложнявшихся по мере моих прямых ответов:

– Что тебе в нём нравится? Насколько я знаю, учится он не ахти, общественной работой не загружен.

– Мама! Он мастер спорта по гребле!

– И что?! – Мама недоумевает совершенно искренне, – дрыгает ногами, а в голове пусто.

Я не стала рассказывать, что в гребле ногами не дрыгают, но душевная беседа перетекла в грандиозный скандал с поднятиями маминого давления, сердечными приступами и приездами «скорой помощи». На этом разговоры с мамой, не касающиеся напрямую школьного учебного процесса, закончились.

Мерке я тоже ничего не скажу вовсе не из-за Одиссея и не от недоверия, не хочу выглядеть смешно. Он – танцор из Греции, я… я пока никто. Лучше мы с Мери будем есть мороженное и придумывать планы на вечер.