Я не сдвинулся с места.

– Куда?

Милли схватила меня за руку, в которой я держал сумку, и потащила за собой.

– На вечеринку, черт подери! – На лестнице она взяла меня за руку. – И да, я рада, то ты здесь. И прекрати лыбиться!

Время поджимало, поэтому мы поужинали по дороге и отправились прямиком на вечеринку.

Когда мы подходили по асфальтовой дорожке к дому, я испытал дежавю. Футболисты, в свитерах и куртках с логотипом команды, стояли у парадной двери и пили пиво. Курильщиков оказалось меньше, хотя, наверное, для спортсменов из колледжа такое естественно. Тем не менее их присутствие и музыка, волнами льющаяся из дома, напомнили мне вечеринку недельной давности.

Милли представила меня хозяину, изучавшему антропологию в магистратуре. Звали его Пол, фамилию не помню. Я пожал Полу руку.

– Ну и какой у тебя главный предмет? – спросил Пол, потом оглядел мое лицо и одежду. – Попробую угадать. Ты первокурсник, изучаешь искусствоведение.

Я покачал головой:

– Извини, я не местный. Нет у меня главного предмета. Даже школьного аттестата нет.

– О-о… – разочарованно протянул Пол. – Так откуда ты?

– Из Нью-Йорка.

– Ты родственник Милли?

Милли в это время разговаривала с кем-то другим, но последнюю фразу услышала.

– Нет, Дэвид мне не родственник, – твердо сказала она. – Он мой парень.

Пол захлопал глазами:

– Как скажете, мэм. Мне просто показалось, что Дэвид – твой двоюродный брат и помоложе тебя.

Милли погрозила ему пальцем:

– Ты свинья сексистская! Будь Дэвид на три года старше, ты ни слова не сказал бы! А так чушь лицемерную порешь.

Пол попятился:

– Ладно, ладно, он твой парень. У него и культурный прецедент имеется.

Милли глянула на меня:

– Рот закрой! А то муха залетит.

Милли утащила меня на кухню, где устроили бар.

Я решил воздержаться от комментариев.

Милли знакомила меня с другими гостями. Я улыбался, жал руки, но говорил мало. Милли пила вино, я – имбирную шипучку.

Чуть позднее я оказался в патио вместе с Милли и двумя ее знакомыми. Разговор зашел о Нью-Йорке, о его преступниках и бедняках. Самого категоричного мнения придерживалась дама, которая там не бывала.

– Не верю я бездомным, – заявила дама. – По-моему, они либо наркоманы, либо лентяи. Не хотят работать, вот и побираются.

Я вскинул брови:

– Вас послушать, Нью-Йорк черно-белый.

– Хочешь сказать, дело в расовой проблеме?

Милли зажала рот рукой.

– Нет, я хочу сказать, что это чересчур упрощенная точка зрения. Разумеется, такие люди, как вы описали, есть. Но есть и многодетные матери, которые не могут найти работу, потому что их домашний адрес – подворотня, и они…

Милли положила мне руку на плечо.

– Дэвид, это Марк, – тихо сказала она, и я посмотрел на дверь.

Широкоплечий парень ростом чуть выше меня со светлыми волосами и бородой стоял на пороге в обнимку с девушкой, но смотрел на нас, вернее, на Милли.

Я повернулся к категоричной даме.

– Вы удивитесь тому, сколько бездомных не подходят под ваше описание, – сказал я и больше не добавил ни слова.

Милли вся сжалась и скрестила руки на груди. Марк не сводил с нее глаз. Музыканты заиграли медляк – «Sittin’ on the Dock of the Bay»[4] Отиса Реддинга.

– Милли, пошли потанцуем!

Милли резко повернулась, словно успела забыть, что я здесь, и слабо улыбнулась:

– Пошли.

Я извинился и повел ее через патио к двери, ведущей на танцпол. Марк таращил на нас глаза.

– Господи, ты видел, как он выпучился? – шепнула мне на ухо Милли, когда мы наконец попали на танцпол.

– Да. Не обращай внимания.

– Легче сказать, чем сделать.

Я погладил Милли по спине – она немного успокоилась и принялась раскачиваться под музыку.