– Дочь мою до слез довел, мразь. Уходи отсюда, – Борис Иванович вылез из-за стола и схватил Мишу за руку.
– Оставьте руки, – отмахнулся Миша, – сам уйду. Света, собирайся. К моим переедем.
– Никуда она не поедет, – завопила Алиса Григорьевна, – вот, забирайте ваши вещи, вашу водку, все забирайте. И никогда здесь больше не появляйтесь.
Миша пытался отозвать Свету, но она молчала. Ему никогда не было так больно, так обидно. Как нечестно, несправедливо поступили с ним, повторял про себя Миша, нельзя так жить. Дверь захлопнулась, но семья продолжала ругаться и кричать; только теперь жертвой стала Света. Миша стоял с курткой и водкой в руках, стопой придавив пятки туфель. Несколько раз он позвонил в звонок, но никто не собирался ему открывать. На крик подоспели соседи, и когда они окружили Мишу, тот не выдержал и ушел.
Мир стал полон зла, вокруг виделись враги. Во всем мерещились усмешки над собой. В мусорных баках вдоль дороги – каждый получил удар ногой; в фонарях – и им прилетело. Прохожие боязливо обходили его за километр, ждали беды, и не зря. Тяжело было, хоть убей. Жизнь никогда не была прекрасной, полной счастья и доброты, но сейчас она доказала это вновь. Никого на свете он так не любил и подобного предательства от нее ждать просто не мог, ибо не верил, что такое возможно. И вот, оно случилось. Он думал о Сереже… Неужели он причинил ему такую же боль? Как было мерзко на душе, и с каждым шагом становилось тяжелее. Спасения не было. Обреченность. Ноги устали. Он сел на лавочку, открыл крышку и потянулся губами к горлышку, но через секунду сказал:
– Хоть это надо пережить без алкоголя, – и оставил ее под лавочкой стоять.
Петька лениво пинал мяч посреди дороги, надеясь, что Олежка присоединится к нему, но тот устало смотрел под ноги. Бензиновые лужи превращались в его сознании в необыкновенные пейзажи. Петька засмеялся над другом:
– Что ты боишься, под ноги смотришь?
– Машина! – крикнул Олежка.
Черная лада пронеслась в сантиметре от его ног, придавив футбольный мяч. Сдулся, порвался, превратился в мусор.
– Ну блин, – до слез расстроился Петька, – хороший был ведь мяч.
– Чем теперь займемся? – спросил Олежка.
– На площадку пойдем, – сказал Петька, взяв под мышку остатки мяча.
Но и там им было скучно. Когда они начали играть в спецназ, матери со спящими в колясках детьми начали шикать на них. Пришлось уйти. Снег еще не осел, снежки складывались только из грязи. Над ними парили чайки, криком взывая к лучшему времени. Петька и Олежка сели на бордюр и загрустили. Они пытались пинать между собой сдутый мяч, но это было неинтересно. Под ногами разлагались вороны, их доедали голодные кошки. Петька огляделся:
– Смотри! – вскочил Петька. – В мусорке лежит что.
Олежка протянул руки и достал бутылку водки.
– Это водка.
– У меня отец такую пил раньше. Потом перестал.
– Почему перестал? – поинтересовался Олежка.
– Потому что денег, говорит, много стоит. Пьет другую.
Олежка открыл крышку и понюхал содержимое.
– Фу! – с отвращением поморщился Олежка. – Это гадость.
– Никакая это не гадость. Все взрослые пьют, я сам видел. На день рождения ходил к Лехе, там его мама пила, дядя Артур тоже пил. Мой отец пьет, а твой нет?
– Нет, мой не пьет.
– Совсем не пьет?
– Ну, чай там, воду, – неловко ответил Олежка.
– Дурак ты, Олежка. Взрослый человек обязан водку пить, а кто не пьет – больной. Пойдем водку пить?
– Петька, я не хочу, – жалобно сказал Олежка.
– Значит пойду к старшим, с ними будем пить, крутыми, – Петька надменно поглядел на Олежку. Они оба понимали, что к старшим лучше не подходить, не зря же их боялись, но проводить остаток дня один он не желал.