На встрече с командованием вооруженных сил Германии в рейхсканцелярии 14 июня 1941 г. Гитлер говорил своим генералам о том, что предстоящая война – война с большевизмом, «каждый солдат должен знать, за что он сражается. Не за страну, которую мы хотим захватить, а против большевизма, который должен быть уничтожен»[161].

Германское верховное главнокомандование не планировало вести затяжную войну. Концепция блицкрига, на основе которой разрабатывалась операция «Барбаросса», исключала какое-либо длительное сопротивление противника и меньше всего учитывала возможность возникновения массового партизанского движения[162]. Опираясь на опыт предыдущих кампаний, в Генеральном штабе Главного командования сухопутных войск (ОКХ) полагали, что вермахт сумеет быстро разгромить Красную армию. Появление в тылу действующей армии «саботажников, террористов и инсургентов» должно было пресекаться самыми решительными мерами[163]. Предвидя такого рода действия, начальник ОКВ генерал-фельдмаршал В. Кейтель выпустил целый ряд особых приказов, давших мощный толчок к систематическим актам насилия.

В частности, 13 мая 1941 г. вышло распоряжение Кейтеля о военной подсудности на оккупированных советских территориях. В этой директиве все преступления «враждебных гражданских лиц» (под которыми подразумевались коммунисты, партизаны и евреи) изымались из юрисдикции военных и военно-полевых судов. Приказ предписывал войскам применять карательные меры в отношении населенных пунктов, в которых воинские части и подразделения подверглись нападению[164]. 23 июля 1941 г. вышло дополнение к этому приказу, где в том числе говорилось, что любое сопротивление будет пресечено не только юридическим наказанием, но и «когда оккупационные власти посеют такой ужас, который лишь один способен отбить у населения какое-либо желание к любому неповиновению»[165].

19 мая 1941 г. было издано специальное распоряжение Кейтеля № 1 («Директива о действиях войск в России»). В нем выдвигалось требование о принятии строгих мер против большевистских агитаторов, партизан, саботажников и евреев, а также высказывалась необходимость «тотального подавления любого активного или пассивного сопротивления»[166].

Распоряжение от 6 июня 1941 г., известное как «приказ о комиссарах», и дополнение к нему от 8 июня требовали от войск немедленного уничтожения политических комиссаров всех рангов, в случае если они будут захвачены в бою или окажут сопротивление. Их уничтожение виделось значимым компонентом ликвидации важной части советской элиты[167]. «Приказ о комиссарах» также приравнивал советских политруков к партизанам. От комиссаров следовало ожидать полного ненависти и жестокого обращения с военнопленными. Поэтому брать их в плен было нельзя, а следовало «устранять» по приказу офицера вне зоны непосредственных боевых действий[168].

При подготовке нападения на Советский Союз высшее военное командование достигло согласия с органами рейхсфюрера СС в вопросах, касавшихся использования в тылу сухопутных войск формирований «Черного ордена», предназначенных, как было отмечено в «Инструкции об особых областях к директиве № 21» от 31 марта 1941 г., для выполнения «специального задания» (под которым подразумевалось полное уничтожение еврейского населения)[169]. Решительных возражений по поводу того, чем будут заниматься подчиненные Гиммлера, со стороны военных не последовало, хотя они знали, какие, например, «акции умиротворения» проводили в Польше команды полиции безопасности и СД, батальоны полиции порядка и полки из состава частей СС «Мертвая голова». Теперь же речь шла о мероприятиях гораздо больших масштабов, в прифронтовой полосе и в районах, где предусматривалось управление рейхскомиссаров