Но в отличие от Гесиода – и, конечно, моралистов нашей эпохи – папа не считал себя обязанным принимать чью-либо сторону, становиться либо технофобом, либо техноэнтузиастом. Если свет может сочетать в себе две противоречивые сущности одновременно, и если вся природа зиждется на подобной бинарной оппозиции, то закаленная сталь, паровые двигатели и компьютеры, объединенные во Всемирную сеть, также могут быть одновременно и потенциальными освободителями, и поработителями. И поэтому нам, всем вместе, предстоит определить, какой из этих вариантов будет реализован. Вот тут-то в дело вступает политика.
Самое необычное введение в капитализм. Левые обычно радикализуются в ответ на возмутительную несправедливость и ошеломляющее неравенство, которые порождает капитализм. Но не в моем случае. Конечно, взросление в условиях фашистской диктатуры сыграло свою роль, но моя левизна имела гораздо более эзотерическое происхождение: чувствительность к двойственной природе вещей, которую передал мне отец.
Задолго до того, как я прочел хоть одно слово, написанное Марксом, не говоря уж о других экономистах, я считал, что различаю целый набор двойственностей, лежащих глубоко в основах наших обществ. Первое подозрение о подобной двойственности посетило меня однажды вечером, когда мама жаловалась папе, что на заводе по производству удобрений, где она работала химиком, ей платят за время, но не за энтузиазм. «У меня дерьмовая зарплата, потому что мое время стоит дешево, – сказала она. – Мою страсть к достижению необходимых результатов начальство получает бесплатно!» Вскоре после этого она уволилась и устроилась на работу биохимиком в государственную больницу. Через несколько месяцев она с радостью заявила: «По крайней мере, в больнице я нахожу удовольствие в том, что мои усилия приносят пользу пациентам, даже если я для них так же невидима, как раньше была для владельцев фабрики».
Эти слова засели у меня в памяти. Мама невольно познакомила меня с двойственностью наемного труда. Заработная плата, которую ей платили за отработанное время и формальные навыки (ее сертификаты и степени), отражала «меновую ценность» часов, которые она проводила на работе. Но не рабочее время придавало истинную ценность тому, что там производилось. Она придавалась производимому на фабрике или в больнице благодаря ее усилиям, энтузиазму, усердию, даже таланту, но ничто из этого не оплачивалось. Как поход в кинотеатр: цена за билет отражает меновую ценность фильма, но она существует совершенно отдельно от удовольствия, которое он доставляет и которое можно назвать его «опытной ценностью». Точно так же труд делится на товарный труд (мамино время, купленное у нее за ее зарплату) и опытный труд (опыт, усилия, страсть и талант, которые она вкладывала в свою работу).
Когда со временем я всё-таки дошел до чтения Маркса, я отчетливо помню, как обрадовался, обнаружив, что благодаря вечерам, проведенным у камина с отцом, и объяснениям моей мамы я сам наткнулся на один из центральных принципов великого экономиста. В мире, который мы сегодня воспринимаем как данность, труд кажется таким же товаром, как все остальные. Отчаянно желая заработать на жизнь, люди рекламируют свои навыки так же, как продавцы рекламируют свои товары. Они соглашаются на определенную рынком цену (зарплату) за свой труд, которая отражает его меновую ценность, то есть то, что он стоит по сравнению с другими обмениваемыми товарами. Это товарный труд. Однако, как мы видели, в отличие от стирального порошка, картофеля или айфона, которые являются не чем иным, как товарами, труд – это нечто большее.