Мы стоим, пятеро, мокрые, грязные, живые. Лес молчит, дрон исчезает, поле дышит. Я не знаю, что дальше – ещё ловушки? Голод? Враг? Но я думаю: терпение. Это ключ. Пока я жду, я вижу.


Эпизод 35: Тень в толпе

Я – никто, просто бродяга, без имени, сижу на углу улицы в этом чёртовом городе – большом, шумном, где-то в мире, где небоскрёбы уходят в небо. Мои ноги обутые в старые сапоги – утопают в луже, что пахнет бензином и гнилью, пальто, что я стащил из мусорки, липнет к спине от пота, сегодня жарко, вчера было холодно. В руках жестянка – старая, от консервов, – звенит, когда туда падает мелочь, редкая, как дождь в пустыне. Улица гудит – машины ревут, дроны жужжат над головой, их разноцветные сигналы мигают в смоге. Толпа течёт, как река, лица смазаны, голоса сливаются в гул. Я сижу тут каждый день, вижу всех, знаю всех, но никто не знает меня. И тут я замечаю её – девчонку. Она другая.


Она стоит у перехода, худенькая, лет двадцать, волосы тёмные, спутанные, в простой куртке – серой, потёртой, как у бедного туриста, что заблудился. Джинсы в пятнах, кеды шнурков почти не видать. Она не спешит, не суетится, как эти городские крысы, а смотрит – глаза острые, как иглы, цепляют всё: вывески, лица, машины. Я щурюсь, дым от чьей-то сигареты ест мне глаза, и думаю: она не отсюда. Слишком спокойная. Слишком… подозрительная.


Она идёт к киоску через дорогу, где толстый мужик – Джимми, я его знаю – продаёт кофе и пончики. Джимми – лысый, с пузом, что выпирает из рубашки, потный, вечно орёт на дронов, что выписываю ему штрафы. Его история проста: жена ушла, двое детей, которых он видит раз в неделю, теперь он тут, наливает дешёвый кофе и жалуется на жизнь.

«Эй, привет,» – говорит она, голос мягкий, с акцентом, будто из далека. «Я туристка, только приехала. Где тут что интересное?»

Джимми хмыкает, его пальцы липкие от сахарной пудры, он вытирает их о фартук. «Интересное? Тут только пробки да крысы. Возьми кофе, два бакса. Откуда ты, кстати?»

«Из деревни,» – улыбается она, зубы белые, но улыбка не до ушей. «Там тихо, коровы, поля. Хотела город посмотреть.» Она роется в кармане, достаёт мятые деньги, кладёт на прилавок.

«Коровы, ха,» – Джимми наливает кофе в бумажный стакан, пар поднимается, пахнет горелым. «Тут тебе не поля. Осторожней, туристка, тут каждый за себя.»

Она кивает, берёт стакан, пальцы чуть дрожат, но я вижу – она слушает. Не просто болтает. Она смотрит – на его руки, на очередь за ним, на дрон, что завис над киоском. Я думаю: она что-то ищет.


Она идёт дальше, толпа глушит её шаги, я слежу, жестянка звенит – кто-то кинул монету, теперь блестит в грязи. У перекрёстка она сталкивается с парнем – доставщиком, Рико, я его тоже знаю. Тощий, в жёлтой куртке, шлем криво сидит на голове, гиперсамокат гудит под ним, пахнет маслом и потом. У Рико мечта – открыть бар, он вкалывает по двенадцать часов, чтобы скопить, но половина денег уходит на долги брата, что сидит за угон.

«Ой, прости,» – говорит она, отскакивая, кофе чуть не выплёскивается. «Я не местная, запуталась.»

Рико снимает шлем, волосы мокрые, он ухмыляется: «Да ладно, бывает. Куда идёшь? Откуда?»

«Да, из деревни,» – она тянет слова, глаза скользят по его самокату, по сумке с посылками. «Хочу город понять. Ты давно тут?»

«Пять лет,» – он чешет затылок, пальцы в мозолях. «Гоняю посылки. Роботы всех выжили, нас мало осталось. Город – джунгли, привыкай быстро или сдохнешь. Вон там транспортная станция, если что.»

Она кивает, делает глоток кофе, пар клубится у её лица. «Джунгли, да? Спасибо.» Она смотрит – на его сумку, на улицу, на толпу, что течёт мимо. Я щурюсь: она не просто спрашивает. Она копает. Скоро ее заметят, если уже не заметили.