Он уверенно вложил мне в руку деньги. Я еще раз подумал о большом сердце и тяжелой судьбе Васильича и обнял его за плечи. Перед глазами было темно, сердце колотилось, голова буквально разрывалась от боли. Впереди показался свет фар, рассекающий мокрую дорогу. Тимур уверенно вышел вперед и завыл. Да, это была «скорая». Тимур не ошибся. Машина резко затормозила. Из кабины выскочил разъяренный водитель.

– А ну пошел отсюда! И откуда взялся только?!

Мужчина поднял с дороги камень и замахнулся им на Тимура. Пес не сходил с места.

– Не тронь его, – сказал я и встал рядом с собакой.

Водитель, казалось, был обескуражен. Да я бы и сам, наверное, удивился, будь я на его месте. Два бомжа и огромный пес глядели на него в шесть глаз.

– В больницу ему надо, – сказал Василич. Разбитый весь и не помнит ничего. Избил кто-то и выкинул на свалку.

– Эй, док, выйди, – позвал кого-то водитель «скорой».

Из машины выглянул молодой, несколько нелепый из-за крупных веснушек и больших ушей, но, одетый с иголочки, врач. Или санитар. Во всяком случае, вид у него был довольно деловой. Он как-то брезгливо оглядел нашу троицу, спросил, кому нужна помощь и, бегло осмотрев при свете фар мою разбитую голову, молча, кивнул водителю. Меня завели в машину и уложили на носилки. Я в который раз за последние сутки начал терять сознание, но сделал над собой усилие и посмотрел в окно. На обочине стояли Василич и Тимур. Василич перекрестил меня и что-то прошептал губами. Машина тронулась, а я не мог оторваться от совсем уже темной обочины, на которой стояли мои друзья. Теряя сознание, я подумал: «Мир не без добрых людей. Наверное, и я не совсем пропащий, если мне люди помогают. Чтобы не случилось, а Василича я еще увижу…».

ГЛАВА 4

Казалось, все происходит не со мной. Было на удивление спокойно. Нет, не так. Безразличие к происходящему – более точная характеристика для тех моих чувств, когда я парил над своим телом и наблюдал за действиями врачей.

– Срочно в операционную! – командовал один из них, врач лет сорока пяти, – черепно-мозговая травма, субдуральная гематома, сломано ребро справа, возможно осколочное повреждение правого легкого. Как вообще вы его довезли? Откуда он взялся?

– Ой, не спрашивайте Андрей Иванович, появился с волком и мужиком каким-то на дороге, как из-под земли выросли.

– Да ну? На ногах стоял? Не заливай, Вася. С такими травмами он максимум мог лежать на обочине и дышать через раз.

– Да я не обманываю! Вон, Витьку спросите, он нас привез.

– Верю, верю, не кипятись… Марина, давление и пульс контролируешь?

– Да, Андрей Иванович, давление восемьдесят на шестьдесят, пульс нитевидный, не фиксируется.

– Плохо дело… За операционной бригадой отправили?

– Да, уже едут.

– Хорошо. Василий, готовься, будешь ассистировать.

– Андрей Иванович, да я же ни разу…

– Отставить разговоры. Когда-то надо начинать. Готовься.

Наверное, мне несколько наскучило наблюдать за собой со стороны, и я вернулся, чтобы открыть глаза. Рядом со мной суетилась та самая Марина, приятная женщина с ярко-зелеными глазами. «Кошка», – подумал я и улыбнулся.

– Андрей Иванович, больной в себя пришел!

Андрей Иванович большими шагами подошел к моим носилкам.

– Да из чего ты сделан, приятель? – спросил врач, направляя на мои зрачки луч фонарика, – Я, конечно, рад, что ты жив, но такого не бывает. Фамилия? Имя? Отчество? Контакты родственников?

– Макс… Вроде бы. Больше не помню ничего. Даже имя не помню. Сказали мне, перед тем как на свалку бросить.

– Кто сказал? Что произошло? Вы понимаете, что я должен сообщить о вас в полицию?

– Док, вы меня вытащите только и сообщайте кому хотите. Мне терять нечего. Только искать… Я жить должен. Мне один хороший человек это сказал.