- Конечно, я уже хочу, - поспешно говорит брат.
- Уже – нельзя, - говорю я строгим тоном. – Сначала обед, а то знаю я тебя, купишь готовое в магазине и заработаешь себе гастрит.
- Сейчас бабушка Валя из магазина придёт, и мы пообедаем, или ты сильно голодный? – смотрю на него, понимая, что глупость сказала.
Конечно, он голодный, ехал издалека, а я тут с обедом задерживаюсь.
- Нет, я перекусил в поезде, - отвечает он. – Ты к врачу ходишь? – сменяет тему.
- Да. Говорит, всё хорошо, плод развивается, все анализы хорошие, - говорю с неприкрытой радостью.
- Хорошо, я рад.
Внимательно за ним наблюдаю и пытаюсь понять, насколько он искренен в своих словах. Несмотря на то, что он сказал, что не против, если рожу этого ребёнка, я знаю насколько он ненавидит Филиппа, и в этом только моя вина.
После обеда провела обещанную экскурсию, брат слушал меня и улыбался, пока я тараторила без остановки.
- Тебе нравится всем этим заниматься? – спросил он, когда мы уже возвращались в беседку.
- Это успокаивает, - отвечаю ему с улыбкой. – Пойдём чай пить. Может, останешься на подольше? – аккуратно спрашиваю, присев за стол.
- Не могу, Горюнов наверняка меня ищет и если найдёт, то лучше, чтобы тебя не было поблизости, - поспешно отвечает, словно репетировал не один раз.
- Не надо было тебе идти к нему, - опустив голову, говорю я.
- Надо было! И я бы с радостью сделал это снова.
Злость в его голосе пугает.
- Он просто несчастный ребёнок, которого не любили. Придёт день, и он изменится, - с непонятно откуда взявшимся спокойствием говорю я.
- Горбатого могила исправит. Знаешь эту поговорку? – резким тоном спрашивает брат.
- А ты знаешь, что так говорить нельзя? – смотрю на него обвиняющим взглядом.
- И почему же? – вопросительно выгибает бровь.
- Когда ты так говоришь, ты желаешь человеку смерти, - отодвигаю чашку с чаем и комкаю бумажную салфетку в руках. – Раз его исправит только могила, значит, он должен умереть, чтобы стал лучше.
- Что ты такое говоришь? – спрашивает и смотрит на меня с прищуром.
- Вселенная возвращает. Это бумеранг. Всё зло, что он когда-то сделал, обязательно вернётся к нему.
- Да? – нервно усмехается. – Подарит ему ребёнка от самой доброй девушке? Это наказание?
- Не злись, Артур, - улыбаюсь, чтобы смягчить обстановку. – Этот ребёнок… Он не выбирал себе родителей, значит, так всё должно было быть.
- Анна, что ты несёшь? В смысле, так должно было быть? Тебя должны были изнасиловать? Это что за подарки вселенной такие? Откуда этого бреда набралась?
«Он меня не насиловал!» – хочется кричать во весь голос, но я молчу. Молчу, потому что он меня не простит, надо было ещё тогда ему правду сказать, а не оставить всё так, как он себе надумал. А теперь из-за меня он вынужден скрываться, жить раздельно, вдали от нашего родного дома.
- Это не бред, это истина.
- Ты в секту какую-ту вошла или что? – прищуривается.
- Нет, конечно, - смеюсь я. - Я много читаю в последнее время. Я простила Филиппа и хочу, чтобы и ты его простил, - смотрю на него с надеждой.
- Нет! – рявкнул так, что я вздрогнула. – Я никогда не прощу этого ублюдка. Ты решила это сделать, дело твоё. Но я нет. И не проси больше, - встал и быстрым шагом вышел со двора.
Я не пошла за ним, знаю, что ему нужно самому успокоиться. Наблюдала со двора, как он сигаретой за сигаретой уничтожает всю пачку на скамейке у ворот. Но когда начало темнеть, я осмелела и вышла к нему. Присела рядом с ним и, ничего не сказав, прильнула к его груди, а он, в свою очередь, крепко обнял.
Вернулись в дом, когда я уже начала дрожать от холода. В этот вечер мы больше не разговаривали, и только на утро всё стало как до того разговора.