– Ну, Кать. Не горячись, давай, мы лучше его завтра с утра пораньше спровадим? Сегодня за порог прям жестоко гнать, а утром пускай чешет в город. Я сплоховала, но я не со зла. Растерялась, и он меня окрутил. Словно черт попутал. Меня уже Антон пропесочил.
Пропесочил он!
Мог бы его не везти, или хотя бы оставить в каком-нибудь сугробе подальше отсюда.
Ну, что тут говорить. Учитывая, что Краснов успешно мной манипулировал пять лет, трудно винить Аньку, что она попалась на его удочку. Только мне от этого не легче.
Свежеупомянутый Антон влетает на кухню:
– Там Эльку крадут!
И снова исчезает.
Не обратив внимания, что голос у Тохи какой-то одобрительный, мы срываемся за ним вслед. А на крыльце толпа народа уже наблюдает за представлением.
Огромный бритый мужик, закинув Эльку на плечо, несет ее в машину. Эля – барышня темпераментная и всячески процессу пытается препятствовать. И действиями – она изо всех лупит громилу, куда дотянется, и словесно:
– Отвали, деспот! Оставь меня в покое, ирод! Я останусь здесь!
Но куда там.
Товарищ, видать, опытный. Он с завидной сноровкой запаковывает Элю в авто, слышу, как щелкают блокираторы на дверях, чтобы не дать ей совершить побег, пока похититель обходит машину. И махнув нам на прощанье рукой, Раевский, а если верить Элькиным описаниям, то это именно он, увозит нашу подругу в непроглядную снежную тьму.
Парни одобрительно галдят: мол, вот как с вами, бабами, надо. На плечо и в пещеру. Даже Тоха не удерживается и отвешивает хозяйский шлепок по Анькиной попе. В глазах подруги мелькает заинтересованный огонек, и они с мужем заговорщицки переглядываются. Некоторые девчонки возмущаются, конечно: дескать, как это мы позволили Элю забрать, но у незамужних в глазах белая зависть.
Романтика, конечно, в стиле "Кавказской пленницы", но что-то в ней есть.
Вот и я смотрю вслед машине Раевского с горькой тоской. Кому-то везет с мужиками, но не мне.
Да знаю-знаю, все у них было сложно. И сейчас еще не все утряслось, но я в Раевского верю. Даже больше, чем в Элю.
– Погодите, – запоздало соображает Таня. – А машина Элькина как же?
Терентьев хохочет:
– Ты хахаля ее видела? Он или уж найдет, как машину перегнать, чтоб зазноба на морозе зад не морозила, или новую ей купит. Пошли пить, Танюха! Скоро старый новый год, пора разогреться!
Все уже зашли, а еще некоторое время стою на крыльце в одиночестве, рассуждая о несправедливости, допущенной судьбой по отношению к моей женской доле.
Блин, небо мутное, даже звезд не видно.
Но если представить, что где-то там за белесой пеленой, сейчас падает звезда, то можно загадать желание.
Мне так хочется какого-то чуда, хоть чего-то приятного, чтобы погасить весь негатив сегодняшнего вечера, что я как в детстве, выпуская облачко пара и глядя в небо, загадываю желание.
[ Историю Эли и Олега Раевского можно прочитать в романе "Искушение для грешника"
4. Глава четвертая
Заходя в дом, наконец снимаю пахнущую морозом куртку.
Из общего зала доносится веселый гул, звон переставляемой посуды, а я все не могу себя пересилить и сбросить пасмурный настрой.
Самой противно быть унылым гов… унылой задницей, надо еще тяпнуть обезболивающей текилы, авось, полегчает.
С тяжелой душой я присоединяюсь к друзьям.
Когда вижу, как некоторые из них игнорируют Краснова, на душе становится чуть теплее.
После моей выходки с вывозом вещей, он названивал всем и рассказывал всякие мерзкие небылицы. Вроде как я давно его делала несчастным, Саша героически терпел все: и мои пьяные выходки, и непонятные задержки на работе (типа, знает он, за что мне такую зарплату платят), и алчную натуру, требующую у него дорогих подарков.