Лицо администратора чуть подобрело.

– Ой, зачем же сразу кричать на нас! – упрекнул Незамыслова администратор. – Я ведь по собственной прихоти вас не пускаю.

– А я ранее всегда входил к Сеновину без всяких объяснений, – ответил с досадой Незамыслов, протягивая администратору свою визитную карточку. – Почитайте вот, передайте мою карточку Сеновину.

Администратор взял визитную карточку, подошел к телефону на вахте и стал набирать номер Сеновина, а Незамыслов раздраженно говорил мне вполголоса:

– Смотрите‑ка…. Меня не пускают…

Через минуту администратор положил телефонную трубку, улыбаясь, подошел к нам, любезно говоря:

– Извините меня ради бога!.. Я тут работаю всего месяц, еще Сеновин на меня сейчас наорал… Извините!

– Ладно, – добродушно произнес Незамыслов, – нам можно пройти к Сеновину?

– Конечно, можно, я сам вас встречаю, – приветливо обратился к нам подходящий улыбающийся господин, – идемте в мой кабинет.

– Это Сеновин, – прошептал мне Незамыслов, улыбаясь худруку и пожимая ему руку.

Сеновин Юрий Ксенофонтович, главный режиссер и художественный руководитель Драматического театра, лет шестидесяти или чуть больше, был среднего роста, с седыми волосами, зачесанными назад, в очках, в сером застегнутом на все пуговицы костюме, белой сорочке и черном галстуке. Более четверти века он проработал в Драматическом театре, сначала работал актером, потом стал режиссером, закончив режиссерские курсы. Долгожданную должность худрука он получил лет пять назад, чуть был несказанно рад. Его отличала ярая приверженность к классике, он даже слышать не хотел о чем‑то современном, о какой‑то современной пьесе современного автора. В силу этого Сеновин всегда отказывался от участия в разных театральных конкурсах в качестве члена жюри, читать и обсуждать какие‑то новые пьесы современных авторов, считая, что лучше Шекспира, Мольера, Островского, Чехова никто ничего не напишет, а поэтому нечего тратить свое драгоценное время на всякую писанину разных графоманов. Не раз Сеновина упрекали многие режиссеры, театральные критики и коллеги за то, что он не хочет принимать участие в театральных конкурсах, читать современные пьесы, называя его за спиной ретроградом и ортодоксом, но Сеновин был непреклонен в своем мнении. Доходило нередко до парадокса, когда он, рассказывая своим актерам на репетициях о творчестве многих русских драматургов, говорил о русском драматическом театре, как о театре современной пьесы. Одна актриса Видняева не выдержала и осторожно спросила его, а почему же в нашем театре нет современных пьес, почему наш современный российский театр и современная российская пьеса расходятся, как в море корабли, и доколе наш современный театр будет ставить лишь одну классику, перебиваясь одними переработками набивших оскомину сюжетов всем известных не одно десятилетие пьес, ставя так называемые спектакли «по мотивам»?

Тогда Сеновин к удивлению всех актеров заорал, утверждая, что нечего мешать ему проводить репетицию, и если самая молодая в его Драматическом театре актриса (все актеры и актрисы театра были старше шестидесяти лет, и лишь одной Видняевой было всего пятьдесят восемь лет) задает подобные наивные вопросы, вообще не любит театр, не любит Островского, Чехова, Сухово-Кобылина, Гоголя, ей не место в театре. Словом, Сеновин никак не ответил на каверзные вопросы Видняевой, не объяснил, почему российский театр не стремится показать насущные социальные, политические и экономические проблемы, которые волнуют наших современников, и почему наш современный российский театр стремительно бежит от жизни, реальности, злободневности, утрачивая высокое звание театра, как театра гражданского протеста, желая лишь развлечь своего зрителя. Возможно, Видняева и промолчала бы, как молчала и ранее многие годы на репетициях и разных собраниях театра, но Сеновин чересчур увлекся рассказом о пьесах давно умерших древнегреческих драматургов, говоря об актуальности их творчества, злободневности, заставляя своих актеров углубиться в далекую древность, и одной Видняевой стал очевиден парадокс, когда худрук, известный всем своим нежеланием ставить на сцене современные пьесы российских драматургов, не признавая социальную их значимость, восторженно и ярко рассказывал о пьесах давно минувших дней, об их гражданском пафосе.