– Ладно, идея, может, неплоха, а при чем тут этот Сеновин? Ведь он режиссер.

– Верно, Николай Антонович! Послушайте… Итак, я прихожу с вами в его кабинет, вы знакомите меня с ним, он улыбается, ведь разговор о драматурге Островском, чьи пьесы не сходят со сцены Драматического театра, так?

– Ну…

– Я болтаю всякую чепуху насчет моих идей о будущей книге об Островском, – продолжаю я, – говорю, что якобы мне требуется рассказать в книге о всех наших театрах, которые ставили и продолжают ставить пьесы Островского. И мне нужен рассказ Сеновина о постановке пьес классика в его Драматическом театре.

– Ну, пока понятно, а что дальше?

– Дальше?

– Гм, послушайте, вы придумали неплохой предлог для встречи с Сеновиным, я вам хочу помочь, хотя заранее (понимаете, за-ра-не – е!) предполагаю отрицательный результат вашей задумки! Ладно, вы заявили, что желаете писать книгу об Островском, Сеновину ваша идея, может, понравиться, а что же дальше? Вы же хотите, чтобы ваши комедии прочитал Сеновин и их поставил в театре?

– Да!.. Когда Сеновин услышит, что я хочу писать книгу об Островском, он без всякого сомнения станет ностальгировать и вспоминать, что вот раньше были хорошие пьесы и хорошие драматурги, а сейчас таковых нет. А я, нет… нет, лучше вы заявите тогда вдруг как бы невзначай, что я‑де, господин Соколов, тоже автор пьес, драматург, член Союза писателей России, тщусь надеждой, чтобы такой прославленный театральный режиссер, как сам Сеновин, ознакомился с моими пьесами…

Я выпалил свою мысль, с нетерпением ожидая ответа Незамыслова, однако тот молчал, что меня несколько насторожило.

– Алло! Вы меня слышите. Николай Антонович?

Через минуту Незамыслов откликнулся, вздыхая:

– Слышу, слышу, наш современный драматург! Может, интересная у вас задумка, не знаю… Я, слушая вас, представлял сцену с нами и Сеновиным, знаете, я не в восторге от нее.

– Но почему?

– Думаю, не выйдет у вас ничего путного с ним… – печально промолвил Незамыслов, шумно вздыхая. – Уж потом вспомните мои слова…Переход от пьес Островского к вашим пьесам кажется мне надуманным… Да, надуманным и весьма банальным, что ли…

– Но…

– И еще, – продолжил Незамыслов. – Я никогда никого к нему не приводил…

Понимаете, это человек старой закалки, коммунист, с ним очень сложно подчас… Не знаю…

Я с ужасом пролепетал:

– Вы… вы мне… от…. отказываете?

– Гм, отнюдь… Давайте попробуем, – решил Незамыслов. – Не отказываю. Только я не отвечаю за конечный результат.

– А я и не требую от вас какого‑то результата, – заверил я своего собеседника. – Мне лишь бы с ним познакомиться. А то уже есть опыт общения, когда тебе только говорят отдать пьесу вахтеру, а потом через две недели слышу про отказ.

– Даже так? – удивился Незамыслов.

– Даже так… И даже пьесу отдать не желают. Видите, у них то не принято.

Ответ Незамыслова поразил меня:

– А я знаю, почему они не отдают пьес авторам! Пьеса, возможно, завлиту или худруку понравилась, ее переделывают, оставляют только саму идею, меняют фамилии, имена, названия городов или стран, в общем, почти все меняют… А потом ставят новый спектакль в антрепризе где‑нибудь на периферии, только не в Москве. Зритель валит на премьеру, театр зарабатывает неплохие деньги, все довольны.

– Все довольны, кроме автора, который написал пьесу, да?

– Да!.. Но собственно сам автор даже не догадывается о компиляции его пьесы и постановке измененной пьесы с новым названием, с новыми именами и фамилиями героев! – уточнил Незамыслов.

– Какое безобразие! – недовольно воскликнул я. – Управы на этих режиссеров нет!

Незамыслов минуту помолчал, потом спросил меня: