– Пригласите даму танцевать, – шутливо предложила Алла Константиновна. – Обожаю эту песню.

Вадим Валерьевич поднялся, галантно подал руку, они вышли к танцующим и, обнявшись, задвигались в мелодике медленного танца. Но тут песня резко сменила ритм.

– Ой, нет, – остановилась Барабанщикова. – Скакать козочкой возрастной статус не позволяет. Извините, молодой кавалер. Переоценила свои возможности.

Когда они возвращались на свои места, чему-то громко засмеялась Ольга Вешнева, выходившая вместе с девчонками из-за стола на танец.

– Странная девушка, – сказала Алла Константиновна Лавронову. – Я про нашу Олю.

Они уселись на свои стулья.

– А что такое? – спросил Лавронов, и его голос выдал заинтересованность, прозвучавшую в вопросе.

– Да так, ничего. У каждого из нас свои странности. У неё – свои.

– А-а… её странность в чём?

– Закрытая девочка. Себе на уме. Хотя, с другой стороны, в театре слишком открытой быть нельзя. Поранят… Давайте ещё по грамулечке винца, Вадим Валерьевич.

Лавронов налил вина даме и себе.

– Вы мало пьёте, – заметила Алла Константиновна.

– Да, я вообще пью немного. Не умею алкоголем расслабляться. Не повезло.

– А кто знает, что нам дано на везение?.. – изрекла философски-пьяненькую мысль главный администратор. – Давайте выпьем. Тост скажете?

– Наверное, нет.

– Правильно. Давайте без болтовни, просто и со вкусом: за процветание!

– Поддерживаю, – согласился Лавронов.

«Красота актрисы так обманчива, и влечёт напрасными надеждами…», – настаивал в своей песенной истории Валерий Меладзе.

Барабанщикова и Лавронов выпили красного вина из бокалов, предоставленных на праздник арендатором буфета.

– Хотя какое сейчас процветание? – Алла Константиновна взяла с тарелочки дольку нарезанного яблока. – Сейчас лишь бы выжить. Неважно как, лишь бы пережить это… даже не знаю, как его назвать… это время. А процветать?.. Это либо уже позади, либо ещё далеко впереди. То, что наломали, Вадим Валерьевич, в нашей стране, разгребать будут долго. И не факт…

– А где она работала до нашего театра? – перебил Лавронов. – Я имею в виду Вешневу.

– Вешнева?.. Тоже где-то в театре начинала. Не помню, в каком именно и где. Говорят, там певичкой в ресторане подрабатывала. Поёт хорошо, играет на фортепиано. Как актриса – не очень… Ой! – спохватилась она. – Я слишком много болтаю. Не обращайте внимания – пьяная, язык развязался. Так-то всё время на привязи. А выпьешь, как дикую лошадь – не удержишь. Что ты!..

Лавронову очень хотелось пригласить на медленный танец Ольгу Вешневу, но даже подпитый и разогретый, он не решался этого сделать. Удерживал себя на месте в звучащих лирических темах, упуская одну возможность за другой.

Несколько раз за вечер его самого приглашали танцевать другие разогретые дамы, подходили актёры чокнуться и выпить, и даже одна пожилая актриса попросила разрешения чмокнуть его в щёчку – за то, что он думает о театре и заботится об актёрах.

Когда Лавронов направился в свой кабинет, сам слабо представляя, для чего именно, у дверей в приёмную он столкнулся с Ольгой Вешневой, тоже неизвестно как здесь оказавшейся. Оба друг другу нетрезво и приветливо улыбнулись. Лавронов приоткрыл дверь приёмной, чтобы пройти к себе, но Вешнева вдруг окликнула его в спину:

– Вадим Валерьевич…

Лавронов оглянулся. Она смотрела на него так, будто собиралась что-то сказать. В фойе опять загромыхала танцевальная музыка, и директор предложил актрисе пройти в приёмную. Она прошла и он, чтобы музыка не мешала разговаривать, плотно прикрыл за нею дверь. Вешнева немного смутилась, оказавшись с Лавроновым наедине, совсем немного, но он заметил это.