– Когда-нибудь брошу городскую жизнь и поеду жить поближе к морю, чтобы смотреть не на картину на стене, а из окна своего дома. А пока эта картина будет заменять вид из моего окна. – говорил он.

Помню как однажды придя к нему в гости, он только, что вернулся из отпуска, который он, осуществив свою давнюю мечту, провел на морском берегу. Путешествовал он довольно часто, то есть большую часть времени, особенность его работы это ему позволяла, так как при помощи своего ноутбука и доступа к интернету, он выполнял свою работу должным образом и с высоким профессионализмом в любой точке мира. Но как бы много он не путешествовал, все же путешествие на берег моря он избегал, по неизвестной причине, возможно, я так думаю, боялся разочароваться от увиденного моря. Пройдя в комнату, я не обнаружил на стене картину морского прибоя. Заметив мое внимание на голую стену и мой немой вопрос «где картина?» на моем лице, он сам ответил на мой немой вопрос:

– Я больше не хочу видеть море. – сказал он резким тоном, давая понять, что вопрос на этом закрыт.

Присев на свой стул, а он на свой, на столе посередине комнаты стояла открытая бутылка портвейна, на черной этикетке которого было написано Cockburns. Также на столе были приготовлены два вида закусок одна мясная, вторая сырная, ну и само собой на столе лежали две сигары, без них нам двум заядлым курильщикам было не обойтись.

– Я был в Португалии и не мог не привезти оттуда настоящего портвейна, правда сигары не из Португалии, но кубинские тоже ничего. – шутил он.

Налив в бокалы портвейны, мы принялись смаковать чудесный вкус напитка. Сладковатый, очень насыщенный вкус распространялся по всему телу, одаривая нас теплом солнечной Португалии. Мы сидели, молчали и пили портвейн, к закускам ни один из нас не притронулся в отличие от сигар. Облако дыма заполнило комнаты, и мы сидели, словно два ежика в тумане. Разговор ни клеился, снятая картина, и резкий ответ Волчонка витал между нами. По ему, было видно, что его нечто беспокоит, я не решался спрашивать, зная, что это бесполезно, так как либо он сам расскажет или заберет с собой в могилу, такой он был человек.

И вот когда бутылка была практически пуста, он заговорил первым:

– Чем занимался, пока я был в отпуске?

– Всем понемножку, как обычно ходил в кино, даже несколько вечеров провел в обществе прекрасной девушки. – похвалился я.

– Все как обычно! – усмехнулся он и направился на кухню.

Оставшись наедине в комнате, я допил остатки портвейна и по сигаретной привычке сделал глубокую затяжку, резкий кашель набросился на меня, легкие вылезли наружу. Кашель никак не унимался, затем моя спина ощутила сильнейший удар, это Волчонок оказывал мне первую помощь при неосмотрительной затяжке.

– Это тебе ни сигареты! – со второй бутылкой в руках, взятой из холодильника, подмигнув, сказал он. Этим действием он разрядил обстановку, которая была довольно напряженной.

– Крепкие очень. – ответил я.

На столе оказалась очередная бутылка портвейна.

– Сигарами не нужно затягиваться. – учил меня он.

Налив по бокалу, он уселся на свой стул и сделал большой глоток.

– В Португалии я встретил девушку, она была из Франции… – начал было он, но резко остановился, в доме зазвонил телефон.

Он поднял трубку и, прислонив к уху начал беседу на английском. Он говорил тихим, спокойным голосом, я пытался подслушать, но безрезультатно. Тихий, конспиративный шепот Волчонка и плохое знание английского, оставили меня ни с чем. Вероятно, разговор был не для постороннего уха, даже такого близкого как мое ухо, а может он попросту стеснялся. Из его общения по телефону, я сделал лишь один вывод, он разговаривал с женщиной, я это узнал из того, что он больше слушал, а не говорил. Зная по себе, когда разговариваешь с ним по телефону, он слова не даст сказать, таким он был разговорчивым. Разговор длился около получаса, я, оказавшись снова один за столом, нашел себе занятие – распитие портвейна в одиночку, что было свойственно мне ибо я порой любил посидеть в одиночку со стаканом в руках, погрузившись в различные мысли. Окончив разговор, он попрощался уже громким голосом и, положив трубку, улыбнулся широкой улыбкой. Затем он направился к дивану и из-за спинки его достал, оставленную не у дел картину. Следующие, что он сделал было возвращение ее на первоначальное место. Я не стал задавать вопросов, ожидая, что он сам обо всем расскажет.