Пьесы Шекспира были известны в Германии с XVII века, привезенные английскими бродячими труппами. По утверждению исследователя немецкого театра начала XX века В. Штределя, первой пьесой, сыгранной на немецком, а не на родном языке, был «Тит Андроник», игравшийся со всеми кровавыми подробностями и ужасами.[71]

Подлинный же интерес к Шекспиру возник во второй половине XVIII века. О нем пишут Г.-Э. Лессинг и И. Г. Гердер, им восхищается молодой И. В. Гете, его переводят К. М. Виланд и Я. М. Ленц, а в 1776 году в Гамбурге впервые дают представление «Гамлета».

В рецензиях «Гамбургской драматургии» (1767–1769) Готхольд-Эфраим Лессинг (1729–1781) подвергает критике классицистскую драматургию Корнеля и Расина. С его точки зрения, созданная ими трагедия, которая кажется построенной по аристотелевским правилам, на самом деле им противоречит. Герои же не похожи на настоящих людей, их чувства скрыты формой и этикетом, а сами они не способны возбуждать страх и сострадание у зрителей, оставляя их внутренне холодными. Лессинг ищет в драматургии подражания природе. Пафосным трагедиям классицизма он предпочитает «Ромео и Джульетту» – истинную трагедию любви, и «Отелло» – истинную трагедию ревности. «Пьесы Шекспира, в которых комическое и трагическое странно перемешаны – и представляют верную картину нашей жизни»,[72] – пишет Лессинг. Шекспир и его творчество противопоставляются идеям классицизма, и Лессинг оказывается едва ли не первым, кто рассматривает Шекспира как драматурга на все времена. Он признает, впрочем, возможность корректировки шекспировской драматургии и адаптации ее для немецкой сцены, хотя речь не идет о тотальных изменениях и переделках. Лессинга не пугала «грубость» Шекспира, так как в ней он видел выразительную и естественную структуру драмы. В указаниях Гамлета актерам Лессинг находит правила декламации и игры, годные и для сцены XVIII века. Таким образом, он видит в пьесах Шекспира источник, из которого может черпать опыт как драматург, так и актер. Тем самым Лессинг видит в пьесах Шекспира не только драматургическое совершенство, но и перспективную для немецкого театра сценическую модель.

Лессинг призывает учиться у Шекспира, но не копировать, «не обкрадывать» его. Обращаясь к поэтам, Лессинг пишет: «Шекспир должен быть для нас тем же, чем для пейзажиста камера-обскура. Он должен внимательно смотреть в нее, чтобы научиться, как природа во всех случаях отражается на плоскости, но ничего не заимствовать из нее».[73]

Он сравнивал Шекспира с античными авторами, ставил в пример его способность совмещать комическое и трагическое. Для него Шекспир – драматург, верно и полно следующий «урокам древних», греческим канонам трагедии, возрожденным в период Ренессанса.

По иному воспринял шекспировское творчество Иоганн Готфрид Гердер (1744–1803). В своих теоретических работах он предполагал отнестись к Шекспиру прежде всего как к народному поэту. Он не признавал сходства с греческой трагедией. Гердер отказывался считать античное искусство и античные эстетические идеалы вечной нормой прекрасного. Новой эпохе, по его мнению, необходимы новые представления о красоте и новая эстетика. И Шекспира нельзя сопоставлять с античной традицией, так как он принадлежит совсем другой эпохе и отражает другую эпоху. Для Гердера важен шекспировский историзм в искусстве, то, что в последствии использовали и развивали романтики.

Споря с Лессингом, Гердер одновременно развивает высказанное им, обращая внимание на важное для творчества Шекспира – личностное, индивидуальное начало в героях. В Шекспире, предвосхищая идеи романтиков, Гердер видит проявление индивидуального самовыражения художника нового времени, когда творчество – это реализация личности и микро-мира в себе, а не служение общему с подавлением собственной индивидуальности.