С мамочкой же они проучились два года. Отец поступил в ФЗУ (фабрично-заводское училище), а мамочка в школу парикмахеров.

Благодаря талантливой натуре (спасибо предкам!), его приняли после пятого класса, хотя брали туда только после седьмого. Но еще через два года, как пишет отец, они с мамочкой случайно встретились. Это 1932 год – получается, ему уже двадцать. И началось! В обеденный перерыв бежит на свидание на каток, и… а на следующий день приходит на работу с опозданием – и чем дальше, тем больше. Выгоняют его с волчьим билетом. А в стране безработица. Устраивают на завод «Красный силикатчик», с которого – обидевшись на то, что его не отпустили тогда, когда ему того захотелось – он сбежал даже без удостоверения личности, которое пришлось потом добывать через милицию. Затем на завод наглядных учебных военных пособий. Стал сотрудником НКВД. И благодаря помощи дяди Шуры (брата отца, большевика) устроился даже на Лентехфильм мастером по ремонту киносъемочной аппаратуры. Вот так и «летал», не уживаясь нигде. А сердце летело к мамочке.

И вот 29 марта 1933 года – пышная свадьба. Он очень гордился тем, что гости выпили целый ларь (деревянный ящик величиной со стол) водки.

Осенью 1933 года призыв в армию, но т.к. мамочка уже носила меня, его послали учиться в военно-морскую школу связи. А дома 1 марта 1934 года родилась я. И тут началась уже наша общая семейная жизнь.

Сейчас половина шестого утра всего. Но в этом году Господь сподвиг меня ради Христа поголодать, и теперь каждую среду во славу Божию это происходит. Во вторник после обеда (а обедаем мы где-то в первом часу дня) я начинаю, дальше до где-то середины ночь среды пью воду, предвкушая радость от того, что буду только полоскать желудок. Получается полтора суток. И после этого такой прилив энергии, что спать невозможно.

Итак… Я родилась 1 марта 1934 года, а в декабре – кажется – девятого числа – 1936 года родился Боренька. А еще, когда мамочка его кормила (a молока у нее всегда было не просто много, слава Богу, а очень много – подоконник, как самое холодное место (холодильников ведь тогда не было) всегда был заставлен баночками с ее молоком), она опять забеременела. Наши же врачи категорически настояли: аборт – и ни в какую.

Вот так и получилось… сначала меня рожала двое суток, вскоре Боренька родился, и этот аборт – все вместе ее доконало. У нее, как определили врачи, начался послеродовой психоз. Лечили ее в психушке, меня взяла бабушка (мамина мама) – или, как я ее называла, «моя мировая баба», т.к. она всегда угощала меня ромовыми бабами. А Бореньку подкинули в круглосуточные ясли. Когда же мамочку отпускали домой, отец, уходя на работу, оставлял ей еду и говорил: «Лёсенька, ты вот это не ешь, а вот это можно». Дело в том, что она боялась, что отец может или даже хочет ее отравить, поэтому съедала именно то, что он не рекомендовал есть. Лечили ее, конечно же, лекарствами, а когда стало лучше, порекомендовали выйти на работу. Работала она в парикмахерской уже «дамским мастером», как тогда это называлось.

И вот там произошло непредвиденное. Помимо того, что она очень любила эту работу и общение с клиентами, что ей тоже доставляло огромное удовольствие, у нее появилась не то чтобы любовь, а влечение к заведующему парикмахерской – как и у него к ней. И в результате 24 апреля 1939 года родилась Лариска – Лариска-ириска, как она себя называла в младенчестве, а когда ее дразнили, то тихо добавляла, «я холёсая Лаиська-деиська».

Отец принял ее, все зная. Он не мог жить без мамочки, которая к тому же больна была. Но… бешеный характер его, конечно, проявлялся. Лариска чувствовала его неприязнь к себе, и как только он к ней приближался, визжала как резаная.