– Да это же не книга. Вы книги купили? А это не книга. Это семейный альбом.

Книготорговец присмотрелся, убедился, что это и правда какая-то самодельная реликвия, и потерял к ней интерес. Вера затравленно оглянулась – в дверях стоял человек, которого здесь не должно было быть. Лыжник.

– Так вот чем ты все это время занималась, – воскликнула мама, – когда она умирала на моих руках!

Но лыжник не обратил на нее внимания.

– Я решил убедиться, что все в порядке. На всякий случай, – пояснил он, глядя на Веру.

Без защитной маски-очков, под яркой лампой он выглядел ее ровесником, ну, может, чуть постарше. С круглыми блестящими глазами, как у плюшевого мишки. Задним числом подумалось, что к такому безопасно сесть в машину. Конечно, Катя не отправила бы ее на ночь глядя не пойми с кем… «Никогда не разговаривайте с незнакомцами…»

– Может, тебя еще куда-нибудь отвезти?

– Все в порядке, – прошептала Вера, крепко прижимая к себе альбом. – Мне некуда ехать.

Кого напомнил этот лыжник? Женечку из садика?

– Не уезжай! Давай поиграем?

У Жени с соседней кроватки были невероятно красивые глаза – как у большого плюшевого мишки, выпуклые и прозрачные. Он протягивал какие-то пластмассовые штучки и шептал:

– Смотри, что у меня есть! Это такое магазинное лего, мне бабушка дала. Они из этих штучек раньше цены делали.

Девочка повертела маленькие прямоугольники с цифрами, составила из них цепочку от одного до десяти, бросила на одеяло и ответила снисходительно:

– Сейчас придет такси, и я поеду на уроки. У меня хор и сольфеджио. Это у вас тихий час, а мне надо заниматься делом, а не всякой ерундой. Я стану артисткой, как мама, понимаешь? Мы будем с ней вместе ездить по всему миру!

И рассказывала Жене, который слушал ее с открытым ртом, что ее мама – фея, летающая по сцене, и весь зал ей хлопает, и Веронике тоже будет.

– Вероника, карета подана! – окликнула воспитательница. Добавила вслед убежавшей девочке: – Артистка! С такими-то ушами.

– Главное – голос, – отозвалась нянечка, но та была неумолима:

– Разве что на радио выступать. Смесь мышонка с лягушонком.

– Ах, Ида, я два года в нее вкладывалась, во все эти занятия, костюмы! Себя совсем забросила. Я понимаю, есть смысл, когда есть перспективы! А теперь никто не обещает, что она восстановится, – два месяца прошло, а она до сих пор шипит, как змея. Проклятые гланды – какие-то глубинные оказались! Ну кто же знал, что заденут связки! Ну, и смысл мне теперь здесь сидеть, когда надо делом заниматься! Ах, Ида, – голос стал проникновенным и певучим, – как я тебе благодарна! Вероника, – голос возвысился, – слушайся бабушку Иду! Ходи по одной половице!

Мама всегда ее так называла, с ударением на «о». Вероника преданно смотрела на нее и кивала. Может, мама еще передумает? Ее настроение менялось мгновенно: например, кто-то по звонит – и она начинает смеяться, тормошить Веронику, кружиться с ней по комнате, вместо скучного обеда – кафе с пирожными. Или, наоборот, ни с того ни с сего отменяется поход в театр, и мама рыдает…

Хлопнула дверь.

Вероника старалась изо всех сил, но никак не получалось. Половицы были совсем короткими: дощечки, сложенные елочкой, в каждой умещалось только два шажка – и все. Дальше надо переступать на другую, ходить по одной невозможно. Мама дала слишком сложное задание.

Мало того, все эти дощечки пели, каждая своим голосом. Оставшись одна, Вероника убедилась, что в комнате бабушки Иды нельзя не только ходить по одной половице, но и перемещаться беззвучно. Она быстро определила, где какая нота, пропрыгала гамму, а потом начала подбирать песенку. Другого инструмента здесь не было, но этот ей понравился.