– Я же сказал, тише, – стараясь не ударить напарника по почке, прошептал он, – мы не одни!

Кысин гнус как ножом отрезало. Он выплюнул источающий благоухание Шмелиных ног кляп и громко закашлялся.

– Да что же это такое! – с ненавистью зыркнул на него Шмеля, а затем, стараясь не хрустеть суставами и не скрежетать зубами, он спрятался за камень, формой похожий на задницу, и принялся изучать окрестности.

***

По нестерпимо скользким камням перемещалось небольшое существо, вроде бы похожее на эльфа. Сказать было трудно, ибо оно непрестанно двигалось и шевелило всеми четырьмя конечностями – в такт дурацкой песенке, которая и выдала присутствие незнакомца в этих диких землях. Когда существо подползло чуточку ближе, Шмеля разглядел на нём до боли знакомую полосатую тюремную робу, и тени сомнения и измены вползли в сердце Дырнявкина. Ему вдруг почудилось, что обозлённый Фигус Акт отправился на поиски обидчика, дабы довершить неоконченную месть – месть за порушенный песочный замок. Однако более глазастый Кыся разбил Шмелины переживания в пух и прах.

– Да это же Никудаус Перц! – выдохнул он в Шмелино ушко. Кыся на правах доносчика знал в лицо всех обитателей ЭКСР.

Пелена спала с очей Шмели – по камешкам на удивление быстро и ловко прыгал действительно Перц! Страхи мигом пропали, но пришла досада – Шмеле и без Перца вполне хватало Кыси, и быть «белой вороной» в обществе двух плакс ему совсем не улыбалось.

– Интересно, а он нас видит? – задумчиво спросил Кыся, вставая в полный рост.

– Кыся, ну какая же ты падла! – почему-то вздохнул Шмеля.

А Никудаус тем временем напевал:

Милый друг, ведь я тебя любила

И гордилась любовью большой.

Но судьба нас навек разлучила,

И навек мы расстались с тобой!..

Вокальными данными Перц, судя по голосу, не блистал, – его пение больше походило на блеяние молодого барашка, коему медведи оттоптали уши. Или пинали по ушам. Слушать это было невыносимо, но нервы притаившихся двух путников спас случай – Никудаус споткнулся и с бабьим визгом приложился об камень – точь-в-точь как Кыся тремя часами ранее.

Более подходящего момента, наверное, и не нашлось бы. Шмеля дёрнулся к «певцу», но его опередил ретивый Кыся, спешивший выполнить обязанности агента СВР – поймать, допросить и получить медальку. Он скакнул к Перцу и, прежде чем тот успел хоть что-то понять, нагнул его, выставляя обтянутый в полосатое трико зад Перца в зенит. Но даже в таком неудобном положении Никудаус показал себя юрким парнем. Кыся не успел даже представиться, как Никудаус тесно к нему прижался и потёрся. Отодрать от себя липучего эльфозэка грозный агент, увы, не мог. Для Затюканского так бы всё и кончилось позором, кабы не Шмеля, который вовремя нарисовался рядом, выхватил из рукава непонятную штучку и приставил её к шее Никудауса.

– Отпусти Кысю, Перц. Это кичманская заточка, сделанная из чайной ложки, и ты уже не раз с ней знакомился!

Перц сразу обмяк, вспотел и задрыгал ногами. Кыся, наоборот, порывался что-то сказать, но сидящий у ног Никудаус напустил на себя такой невинный вид, что отматерить гада язык не поворачивался.

– Не обижяй нясь! Не нядё нясь бить нёгами! Ви сями ня нясь нябрёсились, как удявы на крёлика! – ныл Перц. – А мы тякие нещясьние, хны-хны, одинёкие!..

– Ну и чего с ним делать? – всё ещё возбужденно дыша, спросил Кыся. – Может, гвоздями к камням приколотим?

– Нё тёгдя ням капец, польний капец! – заистерил Перц, пузыря соплями.

Шмеля поморщился.

– Не люблю я, Кыся, когда ты попусту боталом звенишь! А ведь ты, дорогой, зашкварился!

– В смысле?

– Ты прикоснулся к опущенному! Он же с первых дней срока всю тюрягу ублажал, а ты его – руками!