– Лёлюшка, освободи-ка сумку на стол да забери дитё у Катерины!

Лёлька живо выставила молоко и всё остальное. Ребятишки один за другим стали спускаться на пол и несмело подходить к столу, выжидающе поглядывая на родителей.

– Отец, отлей-ка молока для малюток, а остальное подели на всех, – охрипло произнесла Катерина.

Лёлька забрала у неё младенца, тот затих, с интересом разглядывая её. Баба Груня тем временем положила кусочек булочки на чистый лоскуток ткани, что она успела прихватить из дому, завязала узелком, обмакнула в молоко и дала ребёнку. Тот с жадностью зачмокал. То же самое бабушка сделала и для девочки. В доме воцарилась тишина, нарушаемая лишь чмоканьем и чавканьем.

А потом баба Груня, объяснив Катерине, как использовать лепёшку, пожурила её:

– Что же ты, матушка, не бережёшься? Ноги-то надо в тепле держать, а, покуда кормишь своим молоком – тем паче! От холодных ног твоя грудь застыла и закаменела. Тебе ещё гавриков кормить – подымать! Обуй шерстяные чулки, да засунь ноги в валенки. Отогрейся, как следоват. Грудь обмотай шалью и не сымай, пока камень не растопишь.

– Можеть, мне в баньке попариться? – робко спросила Катерина.

– Энтого не надо делать. От баньки можеть и поплошать. Делай, как сказала, и всё будеть хорошо.

– Спасибо, баба Груня! Спасительница ты наша!

– Берегите себя и своих деток! А завтра пришлите ко мне Семёна за молоком. Плохо вам без него-то. Куда же ваша коза делась?

– Да сгинула куда-то. Выпустили её из сарая погулять, а она и пропала. Вроде, всё на глазах была, а потом хватились – как сквозь землю провалилась. Обыскались – никаких следов. Теперь думаем: грешным делом, не увёл ли кто нашу кормилицу? Она вот – вот должна была окотиться.

– Ну, вот чево: пока у вас нет козы, буду оставлять вам немного молока. А как подрастёть к лету козочка от моей Маньки, заберёте её себе. Договорились?

– Ой, спасибо, Кузьминишна! Цены тебе нет! – воскликнул Игнат, – Как и чем расплачиваться с тобой за твою доброту – даже не придумаю!

– Нашёл, об чём думать! Не придумывай ничево и не хворай об энтом! Тоже мне – плательщик нашёлся! О детях лучше думай!

Баба Груня повернулась к Лёльке:

– Ну как, Лёлюшка? Уснул малец?

– Да, – ответила та. – Наелся и спит – сопит в две дырочки.

– Положи его в люльку. Пора и нам домой, пока луна не спряталась, и дорога светлая.

Попрощавшись с хозяевами, они вышли на улицу, где их снова провожал Сёма, придерживая собачонку, надрывающуюся лаем.

– Цыц, холера тебя возьми! – цыкал он на неё ломающимся баском.

– Не ругайся на неё, Сёма! Должна же она показать чужакам, кто здесь хозяин, да своё усердие перед тобой.

– Лучше бы она показывала усердие, когда нас рядом нет. Когда коза Зинка пропала на той неделе, да-к не пикнула даже, что чужой во дворе.

– Ты не вини её в энтом: она ещё молоденькая, да и чужого, можеть, и не было. Лучше вспомни, на кого она не лаеть даже при тебе.

– Спасибо, бабуня, за подсказку!

– Не за что … Ты завтра не забудь за молоком до меня прийтить!

– Не забуду!

– Ну, всё. Спокойной ночи, Сёма!

– И вам – спокойной. До свидания!

***

Весной и летом этого года Лёлька не раз была не только участницей, но и помощницей бабе Груне в оказании помощи заболевшим людям. Баба Груня радовалась стараниям внучки и однажды сказала ей:

– Лёлюшка, уж лучше бы ты на доктора выучилась! У тебя получится. Ты умеешь слушать людей, жалеешь их. Это хорошо.

Лёлька запомнила её совет, и всё чаще стала задумываться о смене места учёбы и профессии.

К середине лета она вернулась в город. Родителям о своих сомнениях в выборе профессии пока ничего не стала говорить, но мысль об этом не давала ей покоя.