Родика сказала:
– Это наверняка Калле.
– Да, – согласился Сынок.
Слова его прозвучали так, как будто все это происходило не за стенкой, а где-то очень далеко, и хотя он сидел рядом, он как бы не принимал ни в чем участия. Не по душе ему были подобные «боевые крещения». Они казались ему лишними. А ведь он был не менее храбрым, чем Альберт, хотя силой он и не мог с ним помериться. Но – и это отличало Сынка от всех ребят – он никогда не хвастался. Все, что он делал, казалось ему само собой разумеющимся. Трудно было по его лицу угадать, какое у него настроение. Он всегда был ровен и замкнут.
Сынку недавно исполнилось четырнадцать лет. Он был не очень высокого роста, но атлетического сложения. Короткие светлые волосы он всегда гладко причесывал, никто никогда не видел его растрепанным. Единственно подвижными на его лице были глаза, смотревшие очень мрачно.
Время от времени сюда доносились стоны Други, однако ни плача, ни жалоб слышно не было.
– Мне жалко его! – проговорила Родика.
Сынок молчал.
– А тебе нет?
– Не… – Сынку явно не хотелось продолжать разговор.
– Чего ж ты тогда не пошел со всеми?
– Глупость одна…
– Что «глупость»?
– Да то, что они там делают.
– По-моему, это подлость!
– Нет, глупость. Если кто не умеет держать язык за зубами, он все равно проболтается.
– Не знаю, – раздумывая вслух, сказала Родика, склонив голову набок.
– Ладно, – огрызнулся Сынок. – Оставь меня в покое.
– Если тебе дома влетело, так это еще не значит, что ты можешь на мне тут отыгрываться.
«Девчонка и есть девчонка!» – подумал Сынок и зло усмехнулся.
За стеной раздались шаги. Дверь открылась. Первыми переступили порог Альберт и Друга.
– Ты сядь посиди, небось ноги подкашиваются, – сказал Альберт Друге. – Я знаю, как это бывает.
Друга весь дрожал. На лбу выступили капельки пота. Все это время он думал об одном: «Только бы не закричать! Не закричать!» Это-то и помогло ему выдержать испытание, хотя под конец ему уже казалось, что от этой мысли у него вот-вот лопнет голова. Теперь-то всё уже было позади. Неужели всё? Да, все. Он увидел это по лицам ребят. Они приветливо улыбались, должно быть считая его уже своим.
Друга вздохнул со счастливым чувством.
Вольфганг Флидер снова достал из кармана жестяную коробочку, предложил ему закурить.
– Я так рад!.. – неожиданно произнес Друга, положив ему руку на плечо.
Вольфганг немного смутился: чего это новенький обрадовался, неужели из-за цигарки?
– Бери больше, – сказал он, – если они тебе нравятся. Я могу себе еще накрутить.
– Да я не потому, – извинился Друга.
– А! – обидевшись, Вольфганг захлопнул коробочку и спрятал ее в карман. Потом принялся старательно соскребать какое-то пятнышко со штанов.
Чтобы поправить дело, Друга поспешил его заверить:
– Я правда рад!
– Да я ничего и не говорю, – примирительно заметил Вольфганг. – Кнут-то здорово кусается? – тут же спросил он с любопытством.
Друга кивнул.
– А ты молодцом держался. Погоди, из тебя еще выйдет толк!
Вольфганг вообще считал, что надо ладить со всеми, и потому всем говорил что-нибудь приятное.
Слова его и на Другу произвели соответствующее действие – он даже немного загордился. При этом он нашел, что Вольфганг славный паренек, хотя одежда его и пропахла плесенью.
В это время из соседней кормовой вернулись Альберт и Длинный. Что они там делали, Друга не знал. Длинный остановился перед Другой. Вольфганг шепнул:
– Встань!
Друга поднялся.
– Друга Торстен! Братья-мстители готовы принять тебя в свой круг. Они призывают тебя кровью подписать, что ты всегда будешь стоять на страже интересов Союза, что все его тайны ты унесешь с собой в могилу. Каждому из нас, если он попадет в беду, ты немедленно придешь на помощь, как и наш долг прийти тебе на помощь, если тебя кто-нибудь будет агрессировать.