«…Орден тевтонов покорял племена, кочевавшие по берегам Балтийского моря, обращал их в христианство… Эти рыцари-монахи поучали, наставляли в вере… и таким образом спасали от погибели их души. Что может быть трогательнее зрелища этих воинов, которых встречали то на поле битвы, мужественно сражающихся против неверных за веру Христову, то в обители страждущих, где эти же самые воины подавали помощь несчастным, то в хижине бедняка… Эти рыцари оказывали необходимую помощь не только своим единоверцам-христианам, но всем тем, которые нуждались в этой помощи, будь то даже магометанин или язычник…»
Рыцарская фантазия
Сам Глаппо пытался уйти с верными ему прусскими воинами в Литву, куда бежало все местное население, спасавшееся от опустошений, совершаемых рыцарями Тевтонско го ордена. Но среди этих людей оказалась одна подлая душа. Кто-то из отряда Глаппо решил ради спасения своей жизни предать товарищей и командира. Ему удалось сообщить рыцарям о местонахождении отряда, расположившегося в одной из прусских деревень на ночлег. Под утро окрестности огласились ржанием сотен коней и победными криками тевтонов. Силы были слишком неравны. Сжигая дома вместе с забаррикадировавшимися в них пруссами, рыцари не щадили никого. Они не оставили в живых ни одного человека, даже не повинных ни в чем жителей деревни, большинство которых составляли женщины, дети и старики. Предатель указал место, где расположился Глаппо. На него набросилась сразу дюжина рыцарей в белых плащах с крестами. Он отбивался как мог и, только получив сильный удар плашмя мечом по голове, потерял сознание.
В подземельях замка вершился страшный суд
Следы былого величия. 1967 год
Несколько раз Глаппо приходил в себя, но не видел и не слышал ничего. Голова разламывалась от боли, глаза жег нестерпимый огонь. Сквозь забытье ему казалось, что его куда-то везут, сильно болели вывернутые назад и туго связанные за спиной руки. Окончательно он пришел в себя уже здесь, в подземелье кёнигсбергской крепости. А то, что он в Кёнигсберге, Глаппо не сомневался. Нигде в округе не было такого фундаментального сооружения, как это, – таких глубоких подвалов, стены которых сложены из громадных округлых камней.
Глаппо вдруг отчетливо понял, что жить ему осталось очень немного: рыцари любили устраивать казни на рассвете. А то, что его казнят, сомневаться не приходилось. Иначе зачем же его привезли сюда и бросили в это сырое подземелье? Скоро, очень скоро снова загремит тяжелый засов, войдут ненавистные ему фигуры в белых плащах, выведут его наружу и перед радостно гомонящим сборищем тевтонов, под звуки их труб и рожков, под проповеди священников «воинства Христова» сделает Глаппо свои последние шаги.
От такой мысли ему стало страшно и горько. Лучшие годы жизни он провел в сражениях с поработителями своего народа и теперь осознавал непоправимость произошедшего. Нет, он горевал не о своей жизни. Он думал о том, что рыцари оказались гораздо хитрее и сильнее пруссов, и теперь, строя свои крепости и замки на прусской земле, они на долгие-долгие годы, а может быть, и навсегда покорят его родину.
«Рыцари устанавливали в Пруссии чрезвычайно жестокие порядки. Местное население платило им дань и, сверх того, принуждалось к участию в строительстве замков и укреплений. Побежденные пруссы фактически низводились до положения рабов; они лишались элементарных прав, в том числе и права наследования имущества, так как немцы не признавали законными браки среди пруссов, даже принявших христианство…»