Мне не нравились серьезные, печальные и чопорные молодые люди, рассуждающие обо всем и ни о чем. Александр это понял, его высказывания стали легковесными и остроумными; они лучше подходили девушке-подростку в начале знакомства. Не затрагивалось ни одной темы, требующей вдумчивого размышления.

На самом деле ему и дела не было до моего ответа. Он желал только слушать музыку моего голоса. Он наблюдал за движениями моих губ; каждое слетающее с них слово казалось пузырьком, который появлялся и исчезал…

Я прикинулась скромницей.

– Знаете, господин Пушкин, я всего лишь обычная девушка из семьи, лишь недавно получившей дворянство. Во мне нет ничего необычайного, разве что страсть к танцам, успехи в верховой езде и любовь к французскому языку.

– Ну что ж, – со смехом заявил Александр, – этого достаточно для самого взыскательного воздыхателя всей Российской империи!

– Господин Пушкин, я тоже могла бы похвастаться моим генеалогическим древом…

И я пустилась в невероятную историю:

– Знайте, что моим предком была амазонка! Мы были племенем женщин-воительниц, наши деревни располагалась по берегам Черного моря.

Александр вытаращил глаза. Я невозмутимо продолжила свой рассказ:

– Вы должны знать, что Александр Великий, не наш знаменитый царь, а греческий полководец, встретил мою прародительницу Фалестриду, царицу амазонок; он безумно в нее влюбился, и вот храбрейший женился на прекраснейшей… Посмотрите на меня, перед вами наследница их любви!

Александр внезапно перестал дымить своей трубкой, сглотнул слюну; он смотрел на меня в смятении, не отводя глаз, словно в наш экипаж проник сам дьявол. Чтобы окончательно его добить, я добавила:

– Вам, конечно же, знакома одна из наших легенд: наши женщины были грозными охотницами и отрезали себе правую грудь; это добровольное калечение позволяло им лучше стрелять из лука… По этой же причине нас звали «амазонками», от греческого «mazus», то есть «грудь» и частицы «а», означающей «без».

Александр смотрел на меня, разинув рот.

– Да, да, – отозвался он, – все знают эту легенду, но я был не в курсе таких подробностей.

– Это не «легенда», как вы утверждаете! – прервала я его тоном взрослого, который бранит маленького ребенка за невнимательность к своим словам.

– Как это?

– У меня, например, – добавила я, дерзко глядя на Александра, – правая грудь немного меньше левой!

Я сделала вид, что с наивным простодушием подношу руку к корсажу, дабы доказать истинность своих слов…

Но Александр поспешил остановить меня:

– Нет, нет, я вам верю, мадмуазель!

Довольная произведенным эффектом, я шаловливо заключила, бросив исподволь на него взгляд:

– Я забыла сказать вам, что у нас, амазонок, женщины выбирают мужчин, а не наоборот!

Александр покраснел, с него слетела вся его спесь. Я таки заставила его проглотить своих викингов! С высоты своих шестнадцати лет я не имела ни притязаний, ни дерзости меряться с тем, кто станет самым знаменитым поэтом России; однако единственным моим оружием было мое воображение, питаемое самым разнородным чтением, и я использовала его вовсю.

Намного позже, когда я уже была замужем, время от времени, стараясь придать беседе немного остроты, я пыталась по примеру писем мадам де Севинье превратить банальное происшествие в историческое событие. Увы, мои истории, неловкие и лишенные интереса, не имели успеха; они превращались просто в бабские пересуды! Чем больше я изощрялась, стараясь быть оригинальной, тем безнадежно яснее проявлялась моя эпистолярная манерность…

Александр исчез на долгие месяцы; он оставил меня, пообещав дать о себе знать. Я с нетерпением ждала его возвращения, как вдруг, без всякого предупреждения…