Однако монархия исторически сложилась в рамках феодальной системы, унаследовав жесткую иерархию типа пирамиды, на вершине которой находится самодержец, а в основании – трудящийся народ. В России основание было огромным (около 85 % населения), «промежуточные» слои – от царского двора, вельмож, богатых помещиков и т. д. – были незначительными.

Среди последних буржуа составляли малую часть, а потому реализация буржуазной демократии по западному образцу была весьма проблематична (что доказало быстрое падение Временного правительства в 1917 году). За ограничение самодержавия выступало дворянство, желавшее получить свою долю государственной власти.

В 1863 году возглавлявший Министерство внутренних дел П.А. Валуев старался хотя бы как-то реализовать свою программу, предполагающую некоторое смягчение самодержавия или, как он выражался, «обновить формы его правления». Впрочем, подобные попытки делались и раньше. Так, еще в 1855 году историк и писатель М.П. Погодин написал графине А.Д. Блудовой (муж ее был главноуправляющим Вторым – законодательным – отделением царской канцелярии) о своем желании встретиться с императором и поделиться с ним своей тревогой за судьбу государства Российского. Она ответила: «Что касается до Вашего намерения просить аудиенции у Государя, чтобы сказать ему в общих выражениях, что положение опасно, что система дурна, что люди недостаточно умны, недостаточно учены… Все это знает и Государь, и весь свет. Нужно знать, как и чем, и кем пособить горю».

По мнению Валуева, пособить этому горю можно, предоставив «образованным классам населения» возможность «некоторого участия в местных делах». Как писал В.И. Ленин: «Самый сплоченный, самый образованный и наиболее привыкший к политической власти класс – дворянство – обнаружил с полной определенностью стремление ограничить самодержавную власть посредством представительных учреждений».

Вряд ли Валуев заботился о положении дворянства. К нему поступали сведения о состоянии всего российского общества. 22 сентября 1861 года он представил царю всеподданнейшую записку, где показал, как относятся к правительству дворяне, крестьяне, духовенство, студенты и чиновники. Вывод был неутешительный: «Меньшинство гражданских чинов и войско суть ныне единственные силы, на которые правительство может вполне опереться». Александр II отметил здесь же на полях: «Грустная истина».

Что же делать?

Валуев полагал, что пришла пора самодержцу пойти на уступки, а в обществе разрешить более откровенный и широкий обмен мнениями. В своей записке он подчеркнул: «Мыслям, даже ложным, надлежит противопоставлять мысли». Сослался на «общеизвестные европейские события», намекая на революционные выступления. Но царь не желал давать послаблений, понимая, что так можно дойти и до конституции. Он написал:

«Прежде всего я желаю, чтобы правительственная власть была властью и не допускала никаких послаблений и чтобы всякий исполнял свято лежащую на нем обязанность. Второе же: стремиться к постепенному исправлению тех недостатков в нашей администрации, которые все чувствуют, но при этом не касаясь коренных основ монархического и самодержавного правительства».

Иными словами, все должно оставаться, как прежде. Однако обстановка в стране летом 1862 года продолжала накаляться, распространялись революционные прокламации, назревал конфликт в Царстве Польском. В своем дневнике Валуев сделал запись: «Мне порою приходит на мысль: не погибли ли мы окончательно? Не порешена ли судьба Российской империи?».

Да, теперь мы знаем, что судьба ее была решена. Но свершилось окончательное крушение через полвека. Может показаться, что срок слишком велик. Однако следует помнить, что гигантский общественный организм обладает значительной инерцией, хотя каждый наблюдатель невольно оценивает его со своей позиции, по своим масштабам времени.