Остановившись перед одной из дверей, Крим указал Арону рукой на неё. Больше в его глазах не было ни боли, ни грусти. Там была лишь решимость, которая читалась и в его сердце. Арон всеми фибрами души ощущал, что Кримом было принято решение, но какое… Арон до сих пор этого не знал. Итак, это либо ловушка, либо путь в помещение, в котором, как казалось Криму, держали в заточении Зойю. Ну что же… Арон решил довериться другу, потому что если Крим, даже опираясь на многотысячелетние знания о том, что может произойти, сохрани он сегодня преданность Арону, предаст его доверие, то… Есть ли смысл вообще в чём-то ещё? Почти уверившись в предательстве, Арон грустно взглянул на друга и толкнул дверь, створка которой медленно закрылась за его спиной, как только он шагнул внутрь указанной Кримом комнаты.

Арон оглядывал помещение. Посередине комнату разделяла частая металлическая решётка с прутьями толщиной примерно с запястье Арона. В решётке была проделана низкая дверь, пройти через которую можно было лишь согнувшись. На двери висел огромный замок. И, конечно же, он был закрыт. Из глубины той половины комнаты, которая была за решёткой, на Арона смотрели грустные глаза Зойи.

Подойдя к металлическим прутьям, Арон вцепился в них пальцами, пытаясь хотя бы немного сдвинуть. Конечно, это было глупо! Разве можно было всерьёз ожидать, что толстенные прутья будут из такого мягкого металла, что он сможет погнуть их.

– Зойя? – тихо спросил он. – Ты в порядке?

– Уходи! – прошептала женщина. – Умоляю, оставь меня!

– Чем они запугали тебя? – Арон не сводил с неё глаз.

– Кириям… – раздался шёпот. – И… – женщина не смогла больше сдерживаться, слёзы сами потекли по её щекам. – …Вилон, – едва слышно выдохнула она.

Услышав шумный вздох за своей спиной, Арон обернулся. Глаза Крима перебегали с Арона на Зойю. В них стояла такая тоска и разочарование, ужас и жалость, боль и смятение, что Арон быстро протянул руку, потянув к себе друга и обнял его, словно пытаясь защитить от того, что открылось глазам послушника.

– Они шантажировали тебя дорогими тебе людьми? – голос не слушался Крима, казалось, он осип настолько, что мог только шипеть.

– У них не было выбора, сынок! – всхлипывая, вступилась за своих палачей Зойя. – Ты знаешь…

– Пророчество! – сквозь зубы процедил Арон. – Сколь же многие должны будут погибнуть из-за меня, чтобы жрецы могли порадоваться его свершению?

Странный испуганный взгляд промелькнул в глазах Зойи и Крима. Что-то здесь было не так… Что же такое было написано там? Неужели…

Судорожные размышления Арона были прерваны звуком открывающейся двери.

– Крим! – зловеще прорычал брат Мирий.

– Как ты мог? – голос брата Феона в противоположность брату Мирию был печален, и это более всего ударило по Криму, закрыв для него всё, что было дорого для мальчика с самого момента, когда он был принят в церковь. Всё в Верховном Жреце указывало на такое неподдельное разочарование одним из любимых учеников, что в Криме внезапно всё перевернулось. Сейчас ему было бы проще принять любое наказание, даже самую жуткую и мучительную смерть, чем чувствовать то новое отношение, которым одарил его учитель.

Следом за братом Феоном и братом Мирием вошли ещё двое незнакомых Арону монахов, последний из которых запер дверь ключом, сунув его себе в карман. Жрецы показались Арону не просто большими, а очень большими. По сравнению с ними маленький восьмилетний мальчик выглядел как букашка у ног бегемота.

– Итак! – с такими же грустью и разочарованием в голосе, как говорил до этого брат Феон, обращаясь к Криму, произнёс Арон, обратившись к Верховному Жрецу. – Ты солгал мне?