– Интересный вкус, – сказала Белка.

– Сладенькая, – сказала я.

– Я же говорю: канпот, – подтвердила баба Вера. – Я туда еще бруснику добавляю, ежевику и горсть сушеной малины.

Следующий тост был за бабу Веру, на что она смутилась, выпила, и пошла загонять корову.

– Хочу вам сказать, – заговорщицким шепотом произнесла Света, Колина жена, как только баба Вера вышла, – этот экзотический компот оказывает на людей очень странное действие. Я-то его уже пробовала, поэтому больше двух рюмок пить не собираюсь.

И она протянула руку к третьему по счету граненому стаканчику.

– Очень возможно, что баба Вера добавляет в свою настоечку мухоморы или еще какое галлюциногены, – предположил Колька. – Я как-то привез бутылочку домой, угостил опытных в этом деле друзей. Им страшно понравилось.

Мы с Белкой переглянулись и взяли в руки стаканы, которые Коля наполнял очень проворно. Настойка была, действительно, очень вкусная. Она пахла лесными ягодами, душистыми травами и еще чем-то очень летним и радостным.

Потом пришла баба Вера. Потом детей уложили спать на матрасах, расстеленных на полу. Потом мы вышли в сад, прихватив с собой уже ополовиненную бутылку и стаканы. Потом у меня в памяти пробел.

Помню только, что мы, почему-то шепотом, пели песни группы «Рамштайн», хотя никто из нас, насколько я знаю, немецким не владеет. Еще помню, что мы танцевали. Польку-бабочку. Парами и под соответствующую музыку. Но откуда взялась музыка, ума не приложу.

Потом мы проводили меня. Потом Белку. Потом снова меня, но Белка почему-то все еще была с нами…

Чем все это кончилось, не знаю.

Первый раз в жизни проснулась в кедах. Но под чистыми простынями. Выпила три ковша воды, приняла холодный душ. Вроде нормально. Решила проведать Белку.

– Мама заболела, – сказала мне Алинка, встретившая меня у калитки.

– Плохо, – сказала я.

– Мама говорит, ничего страшного. Просто надо немного полежать. Просила меня не петь, – обиженно добавила Алинка.

– А тебе очень хочется? – спросила я.

– Очень, – кивнула я.

– Ну тогда ты иди в сад, в самый дальний уголок. Туда, где крыжовник растет, знаешь? – Алинка кивнула, – и там пой.

– А кто меня будет слушать?

– Там живут бабочки, жучки и божьи коровки. И еще птички иногда прилетают. Они очень любят, когда им поют песни.

– Тогда я спою им песню про кораблики, – радостно выкрикнула Алинка и побежала в сад.

Белка лежала на диване с мокрым полотенцем на голове. Бледная и раскаивающаяся.

– Что, плохо? – спросила я.

– Плохо, – сказала Белка.

– Ничего, пройдет.

Белка посмотрела на меня с нескрываемым упреком.

– Эта ваша настоечка… – начала она.

– Чья это – ваша? – возмутилась я. – Лично я не имею к ней никакого отношения.

– Ты меня туда привела, – сказала Белка прокурорским голосом.

– Я не виновата, – жалобно произнесла я. – Меня саму коварно заманили. Но от бабы Веры я такого не ожидала.

– Больше никогда, – сказала Белка.

– Абсолютно с тобой согласна. Никогда. Только чай и лимонад.

– Еще кефир и рассол, – подхватила Белка. – У тебя хоть голова не болит.

– Утром тоже болела. Немного. Но это мелочи. Главное – как-то неловко вспоминать, что мы водили хоровод вокруг яблони…

– Что? – Белка вытаращила на меня глаза. – Разве такое было?

– Было.

– О-о, – застонала Белка.

Я погладила ее по голове.

– Завтра же начну новую жизнь, – сказала Белка и обхватила голову руками. – Нет, лучше сегодня. Вот прямо сейчас пойду и обольюсь водой из колодца. Поможешь?

– С удовольствием, – ответила я, и мы пошли к колодцу.

Я открыла крышку, заглянула во влажную темноту и опустила туда ведро, прикованное к толстой цепи. Цепь бодро раскручивалась, ведро гремело о стенки колодца, Белка недовольно морщилась от этих звуков.