ур.

Похоже, скоро дань первенства отдадут господам невеждам и прорицателям... Что творится в галактиках?! Может, Оррин знает несколько больше – он крепко держит руку на пульсе жизни миров, пока Стейз усиленно изучает таинственные законы природы.

Воспоминания далёкого прошлого пронеслись перед мысленным взором Первого стратега:

Игрушечная машинка на антиграве влетела в его затылок, когда он мирно шёл на лекции в компании своего приятеля. Перехватив игрушку в момент её падения на землю, Стейз развернулся.

На него, раскрыв ротик, смотрел пухлый малыш. Когда Стейз нагнулся, протягивая ребёнку его движимое имущество, мальчик зашёлся в истерическом плаче, истошно зовя мать. Мать уже неслась к месту происшествия, бессвязно лепеча извинения, но при виде глаз Стейза замерла на месте и побледнела до синевы, умолкнув на полуслове.

Метеоритный дождь на его голову, он упустил из виду, что мамочка с ребёнком – иномиряне!

– Это ваше, – буркнул он, впихивая злополучную машинку в карман женского платья, и от его мимолётного взгляда женщина затряслась как в лихорадке от приступа дикого, неконтролируемого ужаса. Поспешно отстранившись, Стейз широко зашагал дальше.

– Не принимай на свой счёт, – Оррин решил поддержать его. – Иномирянам вроде меня нужно долго привыкать к тому воздействию, что оказывает ваша раса на всех разумных существ.

– И что, ты привык? – резко развернувшись, в упор спросил Стейз.

– Эм-мм, когда ты вот так агрессивно наседаешь, ответ скорее «нет», чем «да», – признал Оррин, усилием воли заставляя себя стоять ровно и не пятиться. Он учащийся военной кафедры и не ему уступать своим безосновательным страхам! Однако смотреть в глаза товарища было невыносимо сложно, и он дал себе послабление – отвёл взгляд. Глаза Стейза, как у всех коренных жителей Наура, были сплошь тёмно-синими, как космическая чернота за бортом межпланетного лайнера: ни радужки, ни белка, а мерцающая мелкими звёздочками темнота и чёрный кружок зрачка, как подпространственный туннель между галактиками. Казалось, из этого туннеля на тебя смотрит сам вечный космос – равнодушный и холодный, ждущий конца твоего пути, чтобы вернуть твоё бренное тело в первоначальное бесформенное состояние. Нет, не пассивно ждущий, а утягивающий тебя к этому концу, увлекающий в пропасть космической пустоты и мерзлоты, из которой нет возврата. Смотря в глаза наурианца, каждый чувствовал близкое дыхание будто бы самой смерти: бесстрастного уравнителя всех и вся.

– Страх, отвращение, неприятие – верно описываю эмоции, которые сейчас захлёстывают тебя? Вы ведь так называете чувства, которым нет разумного объяснения – эмоции? – с отстранённым любопытством исследователя спросил Стейз.

– Объяснение есть, но его трудно донести до того, кто... словом, до представителей твоей расы.

– Эмоции иномирян сильно затрудняют взаимодействие с ними, – поморщился Стейз.

– Трудно работать бок о бок с тем, кто вызывает в тебе море негативных чувств, – согласился Оррин.

– Есть предложения?

– Ну-ууу... научись улыбаться, что ли...

– Так? – лицо наурианца исказилось зловещей гримасой в попытке воспроизвести улыбку.

– Э-ээээ.... так не улыбаются. Скорее, так угрожающе скалятся. Может, стоит потренироваться?

– В дебри квазаров такие тренировки. В конце концов, неумение улыбаться никак не мешает изучать естествознание.

Похоже, он недооценил значение чувств для других рас: нелогичные планы Пятого стратега были вызваны только ими, только страхом не справиться, окончательно упустить ситуацию из-под контроля.

Серая пелена входа в кабинет еле слышно загудела и замерцала голубыми разводами – кто-то с той стороны испрашивал разрешения на вход. Получив согласие, в образовавшийся проём ворвался Оррин, и Стейз спросил: