Образы вспыхнули перед моими глазами, словно яркая кинолента:

Мраморный зал, освещенный свечами, мужчины и женщины в темных плащах, чьи лица скрыты под масками. На руке мужчины стоящего в центре – перстень. Огромный, с кроваво-красным камнем. Он поднял руку с перстнем над головой, произнося слова, которые я не смогла разобрать, но от которых меня пробрал озноб. Затем – внезапный удар. Шум, крики, чьи-то тени.

Всё исчезло так же резко, как и появилось.

Я открыла глаза и поняла, что визитка опять лежит на земле. Я выронила ее, дрожащими пальцами схватившись за перчатки. Странный мужчина уже ушел.

– Что это было? – прошептала я.

Я шагала домой в легкой растерянности. Ветер трепал мои волосы, а в памяти то и дело всплывало странное видение.

Когда я пришла домой, уютные стены с книгами и аромат кофе, который я поставила на автомате, постепенно возвращали меня к привычной реальности. Я сняла пальто, отбросила шарф на кресло и села за письменный стол. На полке рядом замерцал свет от ночника, создавая в комнате мягкий полумрак.

Лист бумаги, что лежал передо мной, был наполовину исписан. Всегда любила использовать именно бумагу, а не ноутбуки или планшеты. Есть что-то романтическое именно в бумаге – скрип ручки по плотной поверхности, запах свежих чернил, словно история, написанная тобой, обретает душу.

Я взяла ручку, глубоко вдохнула и начала писать. Строки ложились одна за другой, будто кто-то нашептывал их в ухо. Герои обретали свои голоса, сцены разворачивались с неожиданной ясностью. Я не заметила, как прошло два часа, и только стук старинных часов заставил меня поднять голову.

Улыбнувшись, я отложила ручку. Текущая глава заканчивалась словами, которые резонировали в голове: “Иногда истории находят нас, а не мы их”.

Теперь можно было позволить себе передышку. Я разогрела оставшийся с утра суп, включила легкую джазовую музыку и занялась уборкой.

В какой-то момент я подошла к окну и замерла, глядя на улицу. Фонари заливали дорогу желтым светом, и ничего необычного не происходило. Но на душе остался легкий налет тревоги – словно в мою жизнь вошел кто-то или что-то, и это еще даст о себе знать.

На следующее утро я проснулась с четким ощущением, что должна что-то сделать. Это не было осознанием или озарением – скорее, тревожным зудом, подталкивающим к действию.

Едва солнце пробилось сквозь серую пелену облаков, я накинула пальто и направилась в городской архив.

Архив располагался в старинном здании с высокими окнами и скрипучими дверями. Внутри пахло пылью и временем. За узкой стойкой сидела женщина в очках с толстыми линзами, погруженная в чтение, и лишь мельком посмотрела на меня, когда я попросила доступ к старым газетам.

– Ищете что-то конкретное? – спросила женщина лениво, даже не отрывая взгляда от своего журнала.

Я замялась, но затем тихо произнесла:

– Возможно, публикации о… странных происшествиях. Конец двадцатых годов прошлого века, поместье “Лунный берег”.

Женщина вскинула бровь, но ничего не сказала, только провела меня вглубь зала, к рядам пожелтевших подшивок.

Час за часом я перелистывала страницы. Сухие статьи о событиях того времени, политические споры, реклама, некрологи… И вдруг мой взгляд остановился на заметке, которую я едва не пропустила.

Пожелтевшие страницы хранили тягостные подробности.

Я взглянула на фотографию поместья “Лунный берег”, прикрепленную к одной из старых статей. Полуразрушенное здание, увитое плющом, казалось почти живым. Мне бы хотелось увидеть его своими глазами.

Я сделала копию статьи и еще раз перечитала ее за чашкой кофе в небольшом кафе напротив архива, ну а после прикрепила ее в своем блокноте к заметке о зеркале.