Холод пробирал до костей, несмотря на тёплый плед, которым Лина укуталась перед сном. Она открыла глаза, не понимая, что разбудило её посреди ночи. Комната тонула в густой темноте, но в этой черноте мерцали фиолетовые огоньки – гирлянда, которую она отключила перед сном, странным образом светилась, отбрасывая на стены причудливые тени.

Часы на прикроватной тумбочке показывали 3:33. Лина помнила, как читала когда-то, что это время – пик активности потусторонних сил, время, когда завеса между мирами истончается до предела. Она всегда посмеивалась над такими суевериями. До этой ночи.

В полумраке Лина различила силуэт Брина – её чёрного кота с янтарными глазами. Он застыл у порога спальни, напряжённо вглядываясь в пространство коридора. Его шерсть встала дыбом, а из груди вырывалось низкое, утробное шипение. Никогда прежде она не видела своего обычно флегматичного питомца в таком состоянии. Это пугало больше, чем странное пробуждение и самопроизвольно включившаяся гирлянда.

– Брин? – позвала Лина, и её голос прозвучал непривычно глухо, словно пространство комнаты поглощало звуки. – Что случилось?

Кот не отреагировал. Его взгляд был прикован к зеркалу в коридоре, отражавшему часть спальни. Внезапно Брин издал пронзительный вопль и молниеносно исчез под кроватью. Из-под покрывала, свисающего до пола, доносилось тихое рычание – Брин забился в самый дальний угол, будто пытаясь спрятаться от чего-то невидимого человеческому глазу, но очевидного для кошачьего восприятия.

Лина почувствовала, как по спине пробежал холодок. Комната казалась чужой, словно пространство вокруг неё неуловимо изменилось. Воздух стал плотнее, тяжелее, каждый вдох требовал усилий. Она могла поклясться, что слышит тихий шёпот, доносящийся откуда-то из глубины квартиры – неразборчивый, но настойчивый, зовущий её.

Она сбросила плед и осторожно встала с кровати. Пол под босыми ногами ощущался неестественно ледяным, будто она ступала не по паркету своей квартиры, а по промёрзшей земле. С каждым шагом холод поднимался выше, окутывая лодыжки, колени, бёдра.

«Я схожу с ума», – мелькнула мысль. Лина протянула руку к выключателю ночника, но остановилась. Что-то подсказывало ей, что темнота сейчас – её союзник, а свет может выхватить из мрака то, что лучше не видеть. Она сглотнула, ощущая, как пересохло в горле.

Повинуясь какому-то внутреннему импульсу, Лина двинулась в ванную. Тусклый свет фиолетовой гирлянды проникал сюда, создавая призрачное освещение. От кафельных стен волнами расходился холод, а зеркало над раковиной поблёскивало, притягивая взгляд. На поверхности стекла виднелись странные разводы, похожие на следы пальцев, хотя Лина была уверена, что вечером протирала его до блеска.

Лина включила воду, плеснула на лицо и подняла взгляд на зеркало над раковиной. Капли стекали по её щекам, холодные, как слёзы мертвеца. Она вздрогнула от этой неожиданной мысли.

То, что она увидела, заставило ее сердце на мгновение остановиться. Её отражение… двигалось не синхронно. Оно отставало от её движений на доли секунды, будто между ней и зеркальным двойником возникла временная задержка. Лина наклонила голову влево – отражение повторило жест с едва заметным опозданием. Она подняла руку – двойник в зеркале сделал то же самое, но как будто неохотно, с сопротивлением. Когда Лина в ужасе отшатнулась, её отражение медлило, словно нехотя повторяя движение. Более того, ей показалось, что губы зеркального двойника искривились в лёгкой усмешке, которой точно не было на её собственном лице.