– Ты встречала его еще где-нибудь?

– Нет, ты его знаешь?

Алекс помедлил минутку:

– Нет, не знаю. Мне показалось, что он мне знаком. Но это не так.

Проходили дни, и, возможно, когда-нибудь это состояние безмятежного роскошного отпуска и надоело бы мне, но не сейчас. Сейчас его омрачало лишь то, что мы с Алексом не так много времени как раньше проводили вдвоем. Но все же мы были вместе. Я понимала, что просто не имею права укорять его в том, что он уделяет мне мало внимания.

Постепенно Алекс стал возвращаться все позже, и я замечала, что все чаще и чаще он выглядит каким-то уставшим и как будто замыкается в себе. Он стал молчаливее. Нет, отношение ко мне не изменилось, оно было, как и прежде, нежное, заботливое, ласковое, но покровительственное. Однако мы реже стали заниматься сексом. Теперь чаще он просто обнимал меня, крепко прижимая к себе, и так засыпал. Я ни о чем не спрашивала. За время нашего знакомства я хорошо усвоила, что спрашивать его не имеет смысла. Если Алекс посчитает необходимым, он сам все расскажет, а если нет – никакие расспросы ни к чему не приведут.

Легкий вечерний ветерок гнал прохладу с Сены. Деревья слегка шевелили листвой, отбрасывая длинные причудливые тени. А я вдыхала волшебный воздух – воздух Парижа. Говорят, он особенный. Его даже запечатывают в металлические бутылочки и продают. Туристы охотно покупают такие сувениры, чтобы увезти домой. Сначала я, конечно, смеялась над этим, как и все здравомыслящие люди. Но прожив здесь некоторое время, я сама вдруг ощутила, что это правда. Воздух Парижа – его нельзя описать, его нужно почувствовать, впитать. Я почувствовала. Может быть, это и есть запах романтики. Хотя, скорее всего, он ощущался так остро и кружил голову лишь благодаря состоянию счастья, в котором я пребывала, счастья находиться рядом с любимым мужчиной, чувствовать его заботу и надежность, утопая в роскоши, которой он меня окружил.

Мы с Алексом сидели за металлическим столиком на улице, через дорогу от набережной Сены. Парижане предпочитают устраиваться не в самом помещении кафе или ресторана, а располагаться именно за такими выставленными прямо на тротуаре столиками. Никого ни капли не смущает, что тротуар при этом зачастую полностью загорожен, и места пройти просто не остается. Прохожие вынуждены пробираться, обходя стулья и столы, заглядывая при этом в тарелки посетителей. Французы, любящие показать себя и просмотреть на других, общительные и вполне жизнерадостные люди, именно в этом видят всю прелесть. А приезжие, не привыкшие к таким неудобствам, пусть привыкают или просто смиряются.

Я доела последнюю каплю божественно вкусного мороженого и отодвинула креманку. Алекс не спеша пил кофе, задумчиво глядя куда-то.

Сегодня мне было не по себе, потому что я явно видела состояние любимого. Сейчас за столиком кафе, в этот прекрасный вечер Алекс выглядел слишком уставшим и подавленным, и я не выдержала. Я больше не могла молча делать вид, что все хорошо и не о чем беспокоиться.

– Алекс, скажи мне, что-то случилось, ты…, – я не успела закончить свою осторожную фразу.

– Тебя это не касается.

Хоть я и не ждала, что он все расскажет мне, он ответил так резко и неожиданно грубо, что я вздрогнула.

– Прости, – голос его стал значительно мягче, и он погладил меня по щеке, – прости, но это действительно тебя не касается. Все в порядке.

Но теперь для меня стало абсолютно очевидно, что все далеко не в порядке. Никогда еще Алекс не повышал на меня голос. Я молчала.

– Давай-ка завтра съездим куда-нибудь вдвоем, только мы с тобой. Во Франции много красивых мест, я покажу их тебе.