Они втроем подошли к кучке абитуриентов, которые стояли на ногах и не охали, как остальные. Те, кто стояли и охали, а также те, кто лежали и охали, уже прошли свою схватку и некоторые были помечены женщиной-профессором в блокноте. Иринея ушла сдавать боевую подготовку, а к Вилерии и Кьёру направился крепкий парень не из охающих.

– Эй, ты! Ты же явно из тех, да? – крепыш крикнул громко, чтобы специально привлечь побольше внимания. – По одежке же вижу, что благородный! Что во втором потоке то забыл? Ты чей-то столичный богатенький сыночек?

– Я из Листорны, – спокойно ответил Кьёр, понимая, что крепыш обращается к нему.

Кьёр отказался от титула своего отца, когда Рэй делал ему документы и сказал, что сам будет зарабатывать себе имя на континенте, приняв лишь небольшую сумму монет в наследство от родителей, которую они тайно оставили для сына. Кьёр считал, что родился заново в тумане Листорны и взял двойную фамилию, почитая магов, родивших его. Юноша категорично настаивал на том, чтобы выразить свою сердечную признательность обеим сестрам Кастоль именно таким образом. Если бы фамилия Иринеи и Вилерии отражала принадлежность к сильному магическому роду, ему бы никто не разрешил ее взять просто так, в этом плане ему помогло то, что Кастоль считалась фамилией неодаренных, а фамилия золотого лиса считалась заурядной и не требовала подтверждения на принадлежность роду. Но несмотря на все это, любой, кто видел Кьёра, понимал, что юноша не может быть из простой семьи.

В чем-то наглый крепыш из второго потока был прав – благородство ощутимо сквозило в облике сероглазого юноши. Это было то, что никак не возможно спрятать: жесты, осанка, походка, умение красиво стоять и говорить, вести себя, а также по-особому смотреть на других. После тумана Кьёр будто стал идеальной версией самого себя. Все, что он так старательно подавлял, будучи черной воронкой, изменилось в обратную сторону – юноша расцвел подобно диковинному цветку, вроде того, которым магически назвали Вилерию.

Розалия являлась единственным растением на континенте, цветение которого хотелось увидеть абсолютно всем. Ее цветок распускался только в свете ночной царицы раз в год и только при ясном, звездном небе. Порошок из этого растения являлся ингредиентом для самых сильных зелий и мазей. Сейчас наглый крепыш из толпы рассматривал Вилерию и громко хмыкал с каким-то своим пониманием.

– Эй, красотка, а ты откуда? Неужели тоже из Листорны? – крепыш становился все наглее, и его кривая ухмылка становилась шире. – Может встретимся вечером, после вступительных? Я угощаю. Знаешь таверну старого Жу?

– Нет, благодарю, я буду занята, – ответила Вилерия и отвернулась к Кьёру.

– Ты гордая что ли, да? Или охраняешь этого благородного, чтобы другим не достался? За идиота то меня не держите, я уж благородных то вмиг отличу от своих.

– Послушайте, – Вилерия хотела отшить крепыша, но вмешался Кьёр.

– Вам лучше отойти к своим, как вы выразились о своей принадлежности к определенной прослойке нашего общества, – сын бывшего советника чуть склонил голову на бок. – Подобру-поздорову, конечно же лучше отойти.

– А может ты сам пойдешь куда подальше отсюда? Или я сам тебя сейчас туда отведу!

Крепыш не стал ничего ждать, а сразу замахнулся со всей силы кулаком на Кьёра, но не успел и шага сделать вперед, как тот молниеносно прижал его к земле, как любил говорить Катр – мордой в пол.

– Атпуфти, – крепыш плевался землей.

– Отпусти его!

Вилерия подскочила от громкого голоса и обернулась. К ним направлялся ни кто иной, как сам ректор академии собственной персоной.