Статистика свидетельствует, что стихи в детские и отроческие годы пишут 70 % детей, но только единицы из них становятся, повзрослев, профессиональными поэтами. Происходит это в силу того, что в зрелом возрасте Поэзия незаметно, но навсегда покидает внутренние миры большей части своих избранников. Ибо, как высшая форма Искусства, она не в состоянии ужиться с эгоизмом, корыстолюбием, пошлостью, стремлением к власти, славе, деньгам и другими человеческими слабостями, которые только после тридцатилетнего возраста заявляют о себе в полный голос.

Обо всём этом и говорится в одной из моих студенческих записей начала 60-х годов. Поскольку же речь в ней идёт о сути такого понятия, как карьеризм, – вечном, по существу! – приведём её здесь.

Сегодня-то я понимаю, что не сам поэт или писатель избирает ту или иную тему для отображения её на бумаге, а его самого избирают Высшие Силы с целью материализации той или иной Мысли Божией. А это означает, что занятия высоким Искусством отнюдь не блажь или забава, как полагают многие люди, далёкие от осмысления сути творческой деятельности, и не безделица какая, а тяжкий каждодневный труд, схожий с трудом горняка или золотоискателя. Но только тот человек, кто верой и правдой служит этому внутренне заданному ему свыше делу, удостаивается с возрастом почётной встречи вначале с художественным творчеством, потом – с точной наукой, философией, религиозной философией и, наконец, с Религией – высшей формой человеческой деятельности.

Что касается лирических стихотворений, то их назначение в творческой судьбе поэта такое же, как и роль физических опытов – в науке, духовных – в религии, законов диалектики – в философии.

Но вернёмся к дневниковой записи, сделанной в начале сентября 1962 года:

«Несколько дней назад одному моему сокурснику, который по неосторожности коснулся в беседе со мной одной из самых, пожалуй, наболевших проблем нашего времени – проблемы карьеризма – пришлось, неожиданно для себя, выдержать настоящий словесный бой.

Вначале наша беседа носила самый безобидный характер. Но уже спустя минуту или две она стала походить больше на перебранку, чем собственно беседу. А ещё через какое-то время между нами завязалась ожесточённая словесная битва.

Мой сокурсник (назовём его Андреем: я люблю это имя!), задавшись целью в очередной раз блеснуть эрудицией, сначала небрежно, как бы мимоходом, коснулся этой темы – такой сложной для женского восприятия! – как он не преминул заметить при этом. И, в полной уверенности, что, как и в прежние наши беседы философического характера, я буду с благоговением слушать его, не перебивая, собрался было продолжить учить меня уму-разуму. Совершенно неожиданно и для него, и для себя, я парировала его очередной словесный выпад возражением.

Андрей с искренним изумлением выслушал меня. Ещё бы! За три года студенческой жизни это был первый случай, когда я, внезапно нарушив неведомо кому данный на первом курсе обет: «До поры до времени не вступать в словесные перепалки!» – ввязалась в яростный спор. И Андрей, поначалу воодушевлённый, как видно, мыслью, что перед ним – не круглая дура, а почти равное ему по интеллекту существо, подхватив мою последнюю фразу, стремительно ринулся с ней мне навстречу, изо всех сил пытаясь доказать мне, что белое – это, вне сомнения, белое, чёрное же – чёрное.

Но я ведь не случайно молчала так долго! Чувствуя, что он ходит вокруг да около этой проблемы, не имея ни малейшего представления о том, с какого бока к ней подступиться, выждав какое-то время и позволив ему, таким образом, самого себя загнать в угол, храбро ринулась в бой, парируя одно его утверждение за другим. Поскольку же натиск моих слов с каждой минутой становился всё более плотным, огонь же их всё более сокрушительным и точным, бедному моему дуэлянту ничего больше не оставалось, как молча слушать, удивляясь, – как вырвалось у него, – «откуда у меня берутся такие слова?». Когда же он осознал, наконец, что перевес на этот раз полностью на моей стороне, – внезапно побледнел и, сделав несколько шагов назад, к спасительной стене, прислонился к ней, и простоял так минут двадцать, не меньше. До тех пор, пока не иссяк поток моего красноречия.