Конечно, есть и женщины-подвижницы. Немало их шло на страдания за Христа, вдохновляя мужчин. Наши монахини, презрев все, полагают жизнь ради Господа и ради людей в каждодневном труде. Вы спросите: а феминистки? Наверное, их отличие в том, что они бегут наперегонки с мужчинами к славе, влиянию и власти. При этом все больше изменяя свою женскую природу – но не в сторону ангельского образа, а в сторону мужского. Феминистическая политика – не женская.

Политика вообще вряд ли может быть женской, даже если ее осуществляет женщина (пример – Маргарет Тэтчер, дама с типично мужской волей). Кто-то сказал, что, если бы матриархат действительно существовал, человечество до сих пор бы ничего не достигло и только бы размножалось под пальмами. Но, с другой стороны, оно погибло бы в бесконечных войнах и авантюрах, если бы право голоса имел только «сильный пол». Бесспорно, у мужчины и у женщины – равное богоподобное достоинство, и статус в обществе у них должен быть равный. Но никогда не надо забывать о различии их природ и общественных призваний, игнорировать и «переписывать» которые – значит заставлять страдать себя и других.

И опять-таки, с другой стороны – «побеждаются естества уставы» там, где это делается ради Господа и ради служения Ему и ближним, а не себе. Человек, изменяющий свою природу ради такого служения, никогда не несчастен и не одинок».

«Смотреть фильм “Страсти Христовы”, честно скажу, было больно и неприятно. Но разве Матерь Божия и апостолы испытывали другие чувства у Креста? Картина может разбудить человека, заставить его задуматься о смысле Страстей Христовых, о смысле собственной жизни, вспомнить, что в мире есть страдания и смерть, которые отчаянно прячет от среднего человека массовая культура. Если фильм привел хотя бы одного человека в храм – уже хорошо. Главное только, чтобы душераздирающие картины, представленные Мелом Гибсоном, не превратились в очередной “ужастик”, о котором человек забывает на следующий день, окунувшись в привычную бытовую суету.

На этом фоне жалко выглядят все “коды да Винчи” и “последние искушения”. В их основе очень старая тенденция, знакомая нам еще по древним ересям, – “приблизить” Христа к нашему греховному состоянию, приписать Ему собственные заблуждения, поместить Его в контекст самодовольной бытовой обыденности, а то и откровенного греха. Подтекст очень простой: самооправдание, попытка уйти от собственной совести. Покажу Христа обывателем или грешником, смогу убедить себя и других в том, что “так оно и было”, – и вот, что теперь плохого в моей свиноподобной жизни? Кто посмеет ее осудить?»

«Господь не предопределяет наш жизненный выбор. Действительно, мы делаем его свободно – выбор в пользу добра или выбор в пользу зла, выбор в пользу веры или неверия. Мы делаем выбор практически постоянно. Вот есть искушение и есть желание с ним бороться, и практически постоянно человек делает этот выбор. Сказать дурное слово или не сказать, сделать дурное дело или не сделать, сделать хорошее дело или предаться лени – мы тут выбор делаем постоянно. И Господь знает, как мы его сделаем, и вот в этом смысл промысла Божия. Это предвидение. Господь существует над временем. Время – это характеристика тварного мира. И Господь, находясь над нашим прошлым, настоящим и будущим, знаете и то, и другое, и третье. И человек в своих движениях души свободен, но, конечно, он ограничен своим телом, окружающим обществом, грехами окружающего общества. Человеческая свобода не всегда должна восприниматься так безусловно, как это делает классическое богословие. Многие люди отказываются от своей свободы, просто смотрят на окружающих и поступают ровно, как они, не делая никакого осознанного выбора». (Радио «Радонеж», test.radonezh.ru)