Тренер сердито нахмурился, посылая кому-то мысленный зов. По его выражению лица нетрудно было понять, что он решил устроить адресату хорошую взбучку.

Не прошло и минуты, как дверь конюшни распахнулась, и в коридор вбежал тот самый паренек, что встретил нас с Игорем Владимировичем у моста.

Роскошные усы тренера сердито задрожали.

– Ты где пропадаешь, оболтус? – накинулся он на парня. – Господа приехали коня смотреть, а ты его в порядок не привел! Где зелье?

Он побагровел и бесцеремонно схватил парня за шиворот.

– Где зелье, я тебя спрашиваю?

– Да вот оно! – вырвавшись, выкрикнул парнишка.

И сунул отцу небольшой стеклянный флакон.

– Почему ты не подготовил Мальчика? – продолжал орать тренер.

– Потому что газетчики вокруг шастают! – отбрил парень. – Сейчас вот еще одного в лесу видел. А если кто из них в конюшню пролезет и увидит, в каком деннике Мальчик стоит? Сейчас все сделаю, господам всего то и надо минуту подождать.

– Прочь с глаз моих, – гневно отмахнулся Нагайцев. – Я сам.

Парень бросил на нас взгляд, по которому я понял, что он вовсе не чувствует себя виноватым. Тем временем Нагайцев отодвинул защелку, запиравшую денник и легко открыл тяжелую створку.

– Мальчик! – позвал он, подходя к деревянной поилке, которая стояла на полу.

Несуразный конь дернул ухом, и взгляд его стал еще печальнее, чем минуту назад. Казалось, несчастное животное стыдится своего жалкого вида.

Тренер открутил пробку и вылил содержимое пузырька в поилку.

– Пей, Мальчик, – ласково приговаривал он.

Конь нехотя потянулся к воде. Опустил в нее морду по самые ноздри и зашлепал мягкими губами. Я смотрел во все глаза, с недоумением ожидая – что произойдет.

На мгновение мне показалось, что у меня задвоилось в глазах. Так бывает, когда долго смотришь себе под нос, а потом переведешь взгляд на какой-нибудь далекий предмет.

Но все очертания оставались четкими – решетчатые двери, кормушка с мягким сеном, поилка.

Менялся только конь. На секунду он превратился в мутное бурое пятно, которое не имело ни определенного цвета, ни обличья. А потом я увидел совсем другого коня.

Передо мной стоял высокий тонконогий красавец темной масти с рыжими подпалинами по впалому животу. Изменился и взгляд коня, и его осанка. Гордое животное ничем не напоминало недавнего тощего заморыша.

– Что за чудеса? – удивился я.

– Зелье преображения, – небрежно объяснил Толубеев. – Газетчики нас, и в самом деле, донимают. Лезут в каждую щель, как мыши. Вот и приходится прятать лучших лошадей на самом видном месте. Ефим покупает это зелье только у проверенного поставщика, оно совершенно безвредно для лошадей.

Конь переступил с ноги на ногу, вскинул голову и тихо заржал.

– Можно его погладить? – спросил я.

Тренер Нагайцев сурово нахмурился, но отказать не посмел. Хотя, по его взгляду было понятно, что он с неохотой подпускает к лошадям даже их владельцев.

Я подошел к коню и провел ладонью по его боку, чувствуя, как под тонкой кожей сокращаются сильные мышцы. Лошадиная шерсть была мягкой и шелковистой.

Чудо, а не конь!

Мальчик словно услышал мою мысленную похвалу и потянулся мордой к моему карману.

Конечно! Не похвалу он услышал, а учуял хлеб, который заботливо припас для него Игнат и дал мне с собой.

Я достал из кармана сверток и развернул тряпицу.

– Не положено, ваше сиятельство, – ворчливо сказал Нагайцев.

– Это же просто хлеб с солью, – удивился я. – У меня еще морковка есть.

Нагайцев недоверчиво взял хлеб из моих рук. Внимательно обнюхал его и даже ковырнул пальцем. Потом с неохотой вернул хлеб мне.

– Сами понимаете, ваше сиятельство, – оправдываясь, сказал он. – Ответственность на мне, так что я должен все проверять.