– Мальчик – один из потомков знаменитого Огнедышащего, – подсказал мне граф Толубеев. – Вы слышали про Огнедышащего?

Я покачал головой:

– Нет.

– Тогда обязательно прочтите в архиве копии газетных статей того времени и отчеты о скачках. Уверяю, вы не пожалеете о потраченном времени.

– Благодарю вас, ваше сиятельство, – улыбнулся я.

– Что ж, мой долг чести выполнен, – кивнул граф Толубеев. – Думаю, это надо отметить!

Он открыл дверцы шкафа и достал высокую бутылку темного стекла и три бокала. Я отказался, тогда Толубеев налил себе и Игорю Владимировичу. Пригубил напиток, поставил бокал на стол и улыбнулся:

– А теперь приглашаю вас взглянуть на вашу первую скаковую лошадь. Ефим, принимай новых клиентов!

На зов Толубеева из боковой двери вышел невысокий широкоплечий человек средних лет. Видно, он по приказу графа дожидался окончания разговора в соседней комнате.

Человек был очень крепким, словно его отлили из металла. На румяном лице воинственно топорщились длинные светлые усы. Он был одет в клетчатый пиджак, а брюки заправил в высокие сапоги с отворотами. На голенищах сапог налипли комочки грязи.

– Мой тренер Ефим Никанорович Нагайцев, – представил его Толубеев. – Ефим, это господа Воронцовы – новые владельцы Мальчика.

– Добрый день, господа! – коротко поклонился Нагайцев. – Рад знакомству.

– Покажи нам Мальчика, Ефим, – улыбнулся граф Толубеев.

– Прошу за мной, – пригласил тренер и первым пошел к двери.

– Ефим – строгий тренер, – сказал Толубеев, спускаясь вслед за Нагайцевым. – Лошади у него всегда в порядке, конюхи по струнке ходят. Лучшие наездники считают за счастье скакать на наших лошадях. Прямо скажу, конюшня не бедствует. Призовых от скачек хватает, чтобы поддерживать все в полном порядке. В этом году хочу пристроить новый корпус и взять еще десяток жеребят. Уверен, эти вложения окупятся буквально за год-два.

Граф Толубеев многозначительно посмотрел на нас.

– Я ведь не только заявляю лошадей на скачки, – сказал он, когда мы шли через тренировочный круг к конюшне. – Я их развожу. И надеюсь сделать свой завод лучшим в Империи.

Игорь Владимирович внимательно слушал графа.

– Но об этом позже, – оборвал сам себя Толубеев, придерживая широкую дверь конюшни. – Прошу!

В конюшне было светло. Солнечный свет падал через длинные узкие окошки на засыпанный свежими опилками пол длинного коридора, в который выходили решетчатые двери загородок. Кажется, эти помещения назывались денниками, но я мог и ошибаться.

Пахло деревом, сеном и живыми существами. Не знаю, как передать характерный запах лошадей. Но он был скорее, приятным, чем нет. Было в нем что-то уютное, надежное.

Одна из лошадей, заинтересовавшись нами, вытянула шею над низкой загородкой своего стойла. На меня доверчиво уставился карий глаз величиной с крупную сливу.

– Звездочка, – ласково улыбнулся граф Толубеев и потрепал лошадь по морде.

Вслед за графом мы прошли по коридору и остановились возле одного из денников.

– А вот и Мальчик, – сказал Толубеев.

Я с любопытством взглянул через перегородку и замер от удивления. В узком стойле стояла тощая лошадь грязно-бурой масти. Ее ребра выпирали под шкурой, а взгляд был печален.

Этот конь был совершенно не похож на будущего чемпиона скачек.

– Алексей Дмитриевич, вы уверены, что это Мальчик? – спросил я.

Граф Толубеев заглянул в денник, покраснел от возмущения и набросился на тренера Нагайцева:

– Ефим, я же велел тебе приготовить Мальчика к показу! Что ж ты меня так подводишь?

Нагайцев с досадой закусил губу:

– Виноват, ваше сиятельство! Я сыну велел напоить его зельем, да парень, видно забыл. Сию минуту!