– Можно сказать, что всё логично. В далёком прошлом не было ничего подобного, поэтому он и не работает сейчас. Ну, по крайней мере на экране мобильника я отражаюсь.

Хоть она и сказала так, но подобная логика Серафиме не понравилась. Не говоря уж о том, что она хромает на обе ноги! Блуждать в потёмках не было никакого желания, однако имелась уверенность, что в комнатах, скрытых за дверьми, ввиду наличия окон будет всё совершенно иначе. Выставив вперёд обе руки, чтобы случайно не наткнуться на что-нибудь, Серафима добралась до первой двери, взялась за ручку и потянула на себя. Врезной замок оказался не заперт, и девушка осторожно вошла в не особо большую комнату. Как и ожидалось, комнату заливал солнечный свет, хоть по-прежнему всё оставалось серым и невыразительным. Впрочем, глядеть здесь было не на что: ни мебели, ни чего-либо ещё, лишь голые стены и окно, в углах которого собралась пыль. Пожав плечами, Серафима перешла к следующей комнате, предусмотрительно оставив дверь в предыдущую открытой, чтобы коридор хоть немного освещался. Новое помещение было крохотной, но весьма уютной спальней, большую часть которой занимала аккуратно заправленная двуспальная кровать. По обе её стороны находились две тумбочки, на одной из них стояла хрустальная ваза с цветами.

– Ромашки…

Казалось, будто их сорвали буквально несколько минут назад. Ромашки были полными жизни и ещё не начали увядать, несмотря на отсутствие в вазе воды. Нельзя было не вспомнить, что те же самые цветы держала в руках изображённая на картине внизу дама. Соединив одно с другим, Серафима пришла к заключению, что эта незнакомка не кто иная, как хозяйка этого дома. Поэтому выходило, что именно она погибнет в огне пожара, её отчаянный голос звал на помощь. От осознания столь очевидного факта Серафиме стало не по себе, она ощутила сильное давление в груди, словно на неё поставили тяжёлую гирю. Девушку повело в сторону и, чтобы не упасть, она приземлилась на кровать. Глаза защипало, а затем из них хлынули слёзы, начавшие ручьями стекать по щекам. Как Серафима ни силилась, но не могла их остановить, бесконечно вытирая рукавом пальто. Черновласка задавалась вопросом, почему она вдруг ударилась в слёзы, для неё это стало чем-то невероятным. Наконец не выдержав, она с силой шлёпнула себя обеими руками по щекам и громко воскликнула:

– Соберись, тряпка! Не время рыдать по давно почившему человеку! Он умер неестественной и ужасной смертью, между прочим!

Как по мановению волшебной палочки слёзы тут же прекратили литься. Серафима вытерла их остатки, высморкалась в платок, который покоился во внутреннем кармане пальто, и поспешила покинуть комнату, вызвавшую столь бурные эмоции. Она в нерешительности замерла посреди коридора, думая, стоит ли ей заходить в оставшиеся две комнаты. После недолгих размышлений черновласка приняла решение всё же сделать это, поскольку не было уверенности, что в следующий раз так же просто удастся сюда (то есть в прошлое) попасть.

Третья по счёту дверь была заперта. Серафима несколько раз подёргала за ручку, но безрезультатно. Ключ, чтобы опереть замок, наверняка находился где-то в доме, однако вряд ли его удастся так просто и быстро отыскать. Поэтому Серафима не стала тратить на это силы и время, сосредоточив всё внимание на последней комнате, где возле окна расположилась детская кровать, так же, как и кровать в спальне, аккуратно заправленная. Помимо неё здесь находился маленький и низкий круглый столик и столь же миниатюрный стул. На столике хаотично были разбросаны листы бумаги; Серафима подошла ближе, чтобы внимательнее их рассмотреть. На них была чернильная мазня с кучей клякс, тем не менее просматривались очертания различных предметов: свечи, головы медведя, погремушки и прочих бытовых мелочей.