Отец Стенли уверенно погонял Мильду, что-то насвистывая себе под нос. Мама же сидела между нами на чемоданах и, закрыв глаза и положив нам руки на плечи, слушала наши с Ави рассказы.
– Мама! А ты-то как?! – наконец спросил Ави.
– Ой, мальчики. Дел болото! Летом устроилась работать на соседнюю ферму, пока отец Стенли обещал посмотреть за домом. Вы растёте, а погода у нас непостоянная. Это лето было засушливым. Вся трава посохла. И нашего хозяйства становится недостаточно. Боюсь, как бы голод ни постучался в наши двери. Я решила купить свиней, кур и быка. Правда, мне будет нелегко справиться одной… Но… отец Стенли любезно вызвался пока помочь по хозяйству. А мне ещё надо выплатить долг…
– Какой долг?! Кому?
– Неважно…
Дальше мы ехали молча. Сначала я хотел обидеться на то, что мама не посоветовалась и не спросила нас, но потом вспомнил, что это бесполезно. Она всё всегда решала сама. И решала всего один раз.
Дома нас уже ждал сытный ужин, и клеверный чай, и, конечно же, многочисленные предрождественские хлопоты.
Ночь напролёт мы проболтали с мамой. Много смеялись. И снова со звоном рухнула стена отчуждения, неизменно выраставшая за время разлуки. Нет, мамин голос и её глаза рушили все преграды между нами. Против них было бессильно всё. Даже наши с Ави несостоявшиеся обиды.
В вечер перед Рождеством отец Стенли пригласил нас всех отпраздновать у него. Мы только были рады этому. И, собравшись, мы отправились на торжественную вечернюю службу.
– После службы, не дожидаясь, пока он разговорится, возьмёте подарок для Лиса и бегом! – шёпотом сообщила нам мама на ухо.
– Мисс Эмер? – обернулся отец Стенли.
– Чихаю… Пчхи!
– Будь здорова, мама! – ответили мы хором.
Рождество
Отец Стенли, завершив службу, затеял импровизированный концерт на гармошке, однако мы с чистой совестью оставили нашу маму оценивать его музыкальные способности. Кажется, ей нравилось, как он играет на гармошке. Хотя и я, не обладая особым слухом, готов вас уверить: играл преподобный Стенли отвратительно. Самое оно, если он решил распугивать ангелов перед праздником, хотя он так старался… что всё-таки это не было пыткой, в отличие от его бесед на богословские темы. Для Лиса мы несли с собой очаровательный хрустальный шар, который стоило только тронуть, и он начинал издавать легко узнаваемые звуки старой доброй ирландской песенки. Мама чаще всего насвистывала её, и, между прочим, никогда ещё мы не слышали с братом песенки более трогательной и милой, чем эта. Странная песенка, у которой даже не было названия. Моя любимая. Она согревает… и… становится как будто бы легче.
Мы застали Лиса, сидящего у своей норы и слушающего вечерний перезвон колоколов. Едва завидев нас, он бросился к нам и, сбив нас с ног, как шаловливый пёс, стал трепать за воротники и штанины.
– Господи! Я думал, что с ума сойду! Как я соскучился! Как я соскучился! Как я рад снова вас видеть!
Мы вручили Лису подарок.
– Та-тата-та… пам-парам… ла-ла… там-парам. Парарам. Ла- ла… – забубнил он себе под нос. – Чудная вещь. Эту песенку сочинил я. Я даже не думал, что её кто-нибудь когда-нибудь услышит… надо же… Она ей нравится?
– Её любимая, – ответил Ави.
– Вот как…
Мы радостно заулыбались.
– Мама, должно быть, вам уже сказала, что это лето было засушливым. Вы себе представить не можете, как это больно: здесь завяли все цветы! Все! Даже клевер.
– Но вы-то остались! – радостно сказал я, не отводя глаз от Лиса.
– Я?.. Наверное, мои корни нашли себе источник влаги… Но мне бы хотелось знать, как ваши успехи в учёбе. Томас, ты исправил свою четвёрку по французскому? Августин, Лойола ещё покоится с миром?