– Сюда, Миша, сюда!

Сосновский вскочил на ноги и увидел Когана, который тащил за воротник испуганного немца. Подбежав к другу, Сосновский помог свалить пленного в траншею. Непонятно почему, но Михаил сразу узнал в раненом русского, хотя одет тот был в немецкую форму. Пуля угодила ему в грудь, и Коган, расстегнув куртку, пытался наложить тампон на рану. Из уголка рта пленного толчками вытекала струйка крови, и это был плохой признак.

– Ты кто? Назовись! – стащив с головы раненого немецкую каску, потребовал Сосновский. – Отвечай, и мы тебя к санитарам дотащим, спасем!

– Русский… – прохрипел солдат, – конец мне.

– Не дури, спасем! – уверенно заявил Сосновский, хотя и видел, как мутнеет взгляд пленного. – Как зовут, из какого подразделения? Говори скорее!

– Рогов я… абвергруппа… все на хорошую жизнь надеялся… жить хотелось…

– Терпи, Рогов, вытащим!

– Все, кончился… – Коган откинулся на стену окопа и с шумом выдохнул. Руки его были в крови. Сосновский смотрел на лицо пленного и понимал, что остатки жизни вытекли из него с остатками крови. Все, бесполезно. Но хоть узнали, что «Абвергруппа» оборонялась на этом участке. Коган остатками бинта стирал кровь с рук.

Сосновский поднялся и осмотрелся по сторонам. Кругом дымилась земля и – только бездыханные тела. Никто не ведет пленных, стрельба слышна где-то дальше. Значит, надо догонять пехоту, пока они всех не перебили.

К обеду в огромной воронке набралось пятеро пленных немцев. Знакомый плечистый сержант показал на них стволом ППШ и усмехнулся:

– Я же обещал, что пленные будут, товарищ майор. Тоже ведь люди, тоже жить хотят. Как поняли, что жареным запахло, так – лапы вверх.

Сосновский спрыгнул в воронку и стал рассматривать пленных. Коган и еще двое бойцов принялись обыскивать немцев. Оружия ни у кого не было, даже ножей. Документы складывали стопкой на камень, личные вещи смотрели и отдавали назад. Проверяли, нет ли чего отобранного у наших убитых солдат или местного населения. С мародерами разговор особый.

Сосновский брал документы и по очереди допрашивал пленных. Все были немцами. Про русских слыхали, но рядом их не было. Где-то в тылу – да. Странно, что один русский в полосе обороны все же нашелся. Тот самый, который умер на руках Когана.

Умываясь, Шелестов низко наклонялся, чтобы не замочить шинель. И именно стоя в такой позе, увидел две дырки от пуль в полах шинели. Отряхнув руки, он взял в руки полу и просунул в дырку палец.

– Это сплошь и рядом, – усмехнулся немолодой солдат с котелком в руках. – Даже поверие такое есть у пехоты, что шинелька, а особенно плащ-палатка, пули улавливает и от солдата отводит. Вот и норовят даже летом в плащ-палатках в атаку ходить. Иной раз до пяти дырок находишь, а у самого ни царапины.

– И вы, Акимов, тоже так делаете? – усмехнулся Шелестов.

– Я? – солдат явно смутился, но тут же перевел разговор на другую тему: – Вон, кажись, Осмолов катит. За вами, товарищ майор. Не иначе!

Разбрызгивая колесами грязь на грунтовой дороге, к дому подъехал открытый «виллис». Старший лейтенант затормозил так, что машину протащило юзом еще пару метров. Поблагодарив Акимова, Шелестов подошел к машине.

– Товарищ майор, – Осмолов встал в полный рост, придерживаясь за лобовое стекло с пулевой пробоиной в нижней части. – Едемте скорее. В санбат привезли русского. Он в форме немецкого офицера и без документов. Я не стал допрашивать, сразу за вами поехал.

– Допрашивать надо было сразу, Осмолов! – недовольно упрекнул особиста Шелестов. – А за мной можно было и посыльного отправить. Гоните!

– Да он все равно без сознания был, – ответил Осмолов, выворачивая руль.