Нет бы Маре успокоиться и пройти мимо Зеркала, но она снова подбежала к нему и с вызовом сказала:

Зеркало в ответ только ухмыльнулось:

– Извини, конечно, но листья у тебя жестковаты – что есть, то есть. То ли дело пекинская капуста! Её даже салатом называют, такая она мягкая.

Мара рассердилась на Зеркало – зачем оно врёт? Не может капуста быть мягкой, как салат. Но мимо королевским шагом шествовала пекинская капуста Тамара, придерживая на ходу пышные юбки. Их ткань была настолько мягкая, что от зависти Марусе даже захотелось подножку поставить, чтобы Тамара запуталась в своих листьях и растянулась на полу.

Мара снова направилась к прилавку лука-порея. Тот тщательно протирал товары влажной губкой, вполголоса насвистывая песенку «Жил на свете старый лук».

– Что-нибудь для смягчения листьев у вас есть? – бесцеремонно выпалила Маруся.

Лук-порей даже подпрыгнул от неожиданности.

– Ой, как вы меня напугали, у меня же мог случиться сердешный приштуп! Ладно, пошмотрю, что тут у меня для мягкошти лиштьев. Вот, бальжамчик из лягушиной кожи. Тридшать горчишных зёрен!

– Что?! – у Маруси даже глаза на лоб полезли от такой наглости.

– Тридшать, и ни зёрнышком меньше, – отрезал торговец.

«Вот нахал, – подумала Маруся. – Цены у него растут, как на удобрениях».

Она пожала плечами и ушла, решив, что справится с задачей и без Казимирова «бальжама». Мара стала скручивать и выжимать свои юбки, стараясь сделать их мягче. Из них потёк прозрачный капустный сок, да так много, что проходивший мимо официант-огурец поскользнулся и чуть не упал со своим подносом. А торжествующая Мара снова побежала к Зеркалу:

Зеркало снисходительно улыбнулось:

– Ты сочная, спору нет, но фрау Кольраби намного сочнее и слаще. Не чета твоей кочерыжке.

Надменная фрау Кольраби сидела за столом с пастернаком, который любезно подливал ей из лейки лимонную воду.

«Вот противная! И это её-то называют сладкой?» – прошипела Мара и решила найти сахарницу: посыпать на кочерыжку немного сахара. Но не успела сделать и шага, как в зале раздался оглушительный шум и гам.

Виновницей беспорядка была новая гостья – не кто иной, как морская капуста, величаво вплывавшая в зал, благоухая дорогим маринадом. В волнистых водорослях сияли жемчужины чёрного перца, а имя её звучало словно плеск солёной волны: Ла-ми-на-рия.

Овощи наперебой спорили, всё громче повышая голос. Одни называли её самозванкой, ведь она не растение, а водоросль, и значит, не имеет права находиться на овощном балу. Другие считали, что раз она всё-таки называется капустой, то прогонять её с Капустного бала по крайней мере невежливо.

Сама же Ламинария только улыбалась, слушая бушевавшие вокруг споры, и приглаживала блестящие длинные тёмно-зелёные волосы.

Наконец все успокоились, и бал возобновился. Гостью решили не прогонять, но только в виде исключения.

Морская капуста величественно прогуливалась по залу, вдыхая незнакомый запах кипящей пресной воды из скороварок, как вдруг увидела печальную белокочанную сестру. Это была Мара – она сидела возле разбитой сахарницы и стряхивала с кочерыжки белые песчинки.

– Почему ты грустишь? – удивилась Ламинария.

– Потому что я самая бесполезная, некрасивая, несладкая и жёсткая капуста на этом балу! Удивляюсь даже, зачем меня выращивают.

Морская капуста засмеялась: