Сердце ухнуло вниз.

— Я ничего не передавала! Я даже не говорила, где я работаю! Клянусь! Они, наверное, сами все разузнали…

— Да какая мне разница?! Звонят! Угрожают! Требуют немедленно позвать тебя к телефону!

— Господи… Простите, пожалуйста… Я во всем разберусь! Вам больше не позвонят!

— Нет, – сухо отрезает начальник. – Слышать ничего не хочу. С завтрашнего дня ты здесь не работаешь больше. А этим террористам я так и скажу. Учти!

Я заметалась по маленькой кухне.

— Петр Иванович, я Вас прошу! Мне сейчас без работы никак нельзя… Вы же понимаете…

— А об этом раньше надо было подумать! Когда кредиты свои брала! Знала же, что не официально тут числишься и в любой момент можешь вылететь!

— Не брала я никакие кредиты… — прошептала в ответ обреченно, шмыгая носом. Но на том конце провода уже слышались безжизненные сигналы. Петр Иванович бросил трубку.

У него своя правда. Наверняка, эти коллекторы весь офис на уши сегодня поставили. Нарушили рабочий процесс. И было бы не настолько обидно, если бы во всем этом была хоть капля моей вины…

Утирая слезы, я вернулась к мисочке с кашей. У моей дочери аллергия, поэтому каша безлактозная, и самая безопасная из того, чем я могла бы покормить спасенную девочку.

— Ну вот, – натягивая улыбку, набрала доверху чайную ложку. – Покушаем, да?

Малышка смотрела на меня пронзительными темными глазками. На фоне побледневшего личика они казались огромными, словно две ярких пуговицы.

Малютка безропотно открыла свой ротик, позволяя мне ее накормить.

— Умница… — протянула я немного задумчиво.

Интересно, сколько ей лет? На вид – около трех. Но есть небольшая несостыковка. Обычно в этом возрасте дети уже произносят кое-какие слова. Каждый ребенок, конечно, по-своему. Кто-то уже целые осмысленные предложения произносит. А кто-то только-только начинает первые слова выговаривать… Но мы здесь уже два часа…

А малышка не издала еще ни единого звука.

Я нервно сглотнула. Вдруг авария нанесла ей непоправимый психологический вред? Вдруг это последствия шока…?

— Я – Саша, — осторожно начала улыбнувшись. Приложила руку к груди, чтобы ребенку интуитивно стало понятно, что я произношу свое имя. — А ты?

Девочка проглотила последнюю ложку с кашей. Вдруг стала гораздо серьезней. Нахмурилась. Просканировала меня придирчивым взглядом, будто бы говорила, а могу ли я тебе доверять?

Этот момент был особенным. Я знала, что сижу перед маленьким ребёнком, но отчего-то внутри было чувство, что она все прекрасно осознает не хуже, чем взрослая.

— Пу-ка-фка, – выдала малышка на выдохе.

Я и шелохнуться боялась, думая, что она захочет сказать еще что-то севшим тоненьким шепотом. Но девочка вновь замолчала.

«Пукафка…»

— Пуговка? – осенило меня.

Девчушка кивнула. Недоверчиво, с подозрением. Губки поджала и ждала, как я отреагирую.

Что ж, Пуговка, это явно не имя. Скорее всего детское прозвище, которое дали родители… Я вновь ужаснулась, вспоминая безжизненное лицо мужчины в машине.

Но быстро взяла себя в руки.

— Славное имя, Пуговка. Очень приятно с тобой познакомиться, — дружелюбно отозвалась.

Девочка серьезно кивнула в ответ. Она все понимает, но явно не многословна.

— Скажи, а как зовут твою маму?

Уже через миг я пожалела, что спросила об этом. Глаза малышки вдруг вспыхнули, а губки вновь задрожали. Вот – вот заплачет!

В душу закралось не радостное подозрение… Что, если у нее и вовсе нет мамы? А в том авто был отец…? Неужели малышка теперь… сирота?

5. 4

— Нет, нет, нет, нет. Тш-ш, милая… — начала нашептывать я, подхватывая ее на руки и пытаясь отвлечь. – Все хорошо. Все в порядке. Ты можешь ничего мне не говорить, если не хочешь…