Да, в ту запретную ночь Арман был легким в общении и заставлял меня улыбаться.

Эти воспоминания, в которых Хакимов казался мне добрым, греют душу и эхом отражаются в сердце. Глубоко вдохнув, задерживаю дыхание и склоняюсь над Арманом. Все равно он ничего не узнает.

Не касаясь кожи, обвожу пальчиком татуировку, повторяя ее контуры. Едва успеваю скользнуть к паху, Арман неожиданно открывает глаза и резко хватает мое запястье.

— Отпусти… — зашипев, вздрагиваю.

— Почему? — он щурится и смотрит на меня неотрывно. — Ты так внимательно разглядывала меня, долго, тебе понравилось мое тело? — насильно подтягивает ближе. Моя ладонь ложится ему под грудь. — Можешь остаться здесь. Я доставлю тебе удовольствие.

— Я всего лишь хотела забрать пульт! — стараюсь оправдаться. — Телевизор мешал мне спать!

— Серьезно? — переспрашивает и, как паук муху, утягивает меня на кровать.

Я пугаюсь. Валюсь на Хакимова сверху, свободной рукой спешу поправить халат.

Мне хочется отругать, упрекнуть Армана, сравнить его нынешнее поведение с прошлым. Только как это сделать?

Самой напомнить, что было между нами пять лет назад? Но Хакимов будто забыл, что мы встречались когда-то. Девушки таким точно не хвастаются.

Мне приходится стиснуть зубы и молчать о нашем грехе.

У Армана гладкая, чистая кожа с бронзовым загаром. Мышцы на его теле твердые на ощупь. Татуировка в виде оскалившегося тигра с кровавыми клыками, обрамленная жесткими абстрактными узорами, будто намекает, что даже если у Армана закрыты глаза, не стоит пренебрегать осторожностью. Он в любую секунду может загрызть, уничтожить, как этот страшный зверь на его коже.

Черты лица Хакимова настолько правильны и красивы, что кажутся совершенными. Одним лишь взглядом Арман способен подчинить себе любую женщину, притвориться романтиком, скрыть внутри сущего дьявола, когда ему выгодно.

— Ты все неправильно понял, — уже трясусь, ощущая, как его горячие руки спускаются от моей талии ниже. — Я не разглядывала тебя, уж точно не пыталась откинуть край покрывала и…

— Поцелуй меня, Алиса, — внезапно перебивает он.

Неотвратимо погружаюсь в грозовую глубину его глаз и в следующую секунду теряюсь в сомнениях, утрачиваю контроль. Назад дороги точно не будет, каждое прикосновение, каждая секунда этого душного безумия, что творится между нами, станут непоправимыми.

Нетерпеливые пальцы Армана тянутся к поясу моего халата. Мужчина хочет освободить меня от лишней одежды.

В его темных глазах отражается готовность отдать мне всё за эти минуты покорности и страсти, повторить со мной то, что было уже когда-то.

Упираюсь локтями по обе стороны от лица Хакимова, волнуюсь, сминаю пальцами подушку.

Арман дотрагивается до моей шеи и давит. Ему нужно, чтобы я оказалась совсем близко. Хакимов шепчет мне на ушко приятные нежности, смысла которых он вряд ли понимает, но не прерывается, говорит, говорит, будто если он вдруг остановится и замолчит, я могу очнуться, смахнуть ресницами ту сладкую иллюзию, что снова обещает мне Арман.

Охваченный плотским желанием, он выбивает из себя каждое слово:

— Девочка моя… красивая… не бойся меня… расслабься… я не обижу… никогда не брошу… тебе понравится…

А мне от этого только больнее. Ничего не изменилось за пять лет. Даже слова все те же. Никакой фантазии.

— Нет, — с запозданием возражаю и тяжело сглатываю. — Я пришла сюда только выключить телевизор.

— Где же тогда твое белье?

— Это тебя не касается.

— Оправдания твои, конечно, ерунда полная, — недовольно дергает бровью. — Уходи, — отталкивает меня, — ты многое потеряла.

Лихорадочно спрыгиваю с кровати и кутаюсь в халат. Опустив голову, вылетаю из спальни. Телевизор Арман все же выключает.